Сказания древа КОРЪ - стр. 115
– Его высокопревосходительство граф Бенкендорф просит вас к себе, милостивый государь. Прошу следовать за мной.
В эту минуту в кабинет шефа жандармов вошёл император. Бенкендорф стоял к входной двери спиной, опершись кулаками о подоконник раскрытого окна.
– С таким вниманием, граф, высматривают обычно гуляющих дам.
Александр Христофорович живо обернулся.
– Ваше величество! Простите, не ждал.
Николай стал рядом.
– Так что там? Твой флигель? Кого это он ведёт? Сдаётся мне, лицо знакомое.
– Не припомню. Но личность не простая, чую нюхом. Он тут, доложили мне, уже несколько дней крутится, поглядывает на окна.
Николай, в генеральском мундире, с голубой муаровой лентой через плечо, лицом суровый, усмехнулся одним горлом, не меняя выражения светлых, на выкате, глаз:
– После бунта пшеков всё заговорщики мерещатся? Что ж, похвально. Лучше превентивно.
– Нет, ваше величество, это не карбонарий. Скорее всего, он хочет сообщить что-то важное, но не решается. Помню, за несколько лет до четырнадцатого декабря так же вёл себя один унтер, торопясь предупредить вашего августейшего брата Александра о тайном обществе.
– Унтер-офицер Шервуд, – подсказал Николай, демонстрируя отличную память. – А нюх у тебя, Александр Христофорович, отличный. Не обладай ты им, другой сейчас бы стоял на твоём месте… Вспомнил! Личность эта – советник черногорского правителя и толмач. Да, он: тридцать третий год, Летний сад. Ты, граф, стоял справа от меня, а Негош напротив. За его спиной этот и переводил, если фраза оказывалась трудна для владыки. Интересно, что он делает здесь? Я же велел пока не пускать этих разбойников в Петербург. Давай-ка его сюда! Послушаем, послушаем.
Несколько минут спустя рослый флигель-адъютант ввёл задержанного в кабинет графа и вышел. Оказавшись перед самим императором, который стоял у камина, опершись локтём о полку, Дмитрий Каракорич не поверил своей удаче. Вместе с тем он понял, что сейчас может решиться судьба его Черногории. Необходимо взять себя в руки, быть предельно точным в выражении мыслей и кратким; вместе с тем искренним, не допускать фальши даже в дипломатической обёртке.
Граф, заняв место за письменным столом, но не опускаясь в кресло при императоре, приступил к дознанию особым вежливо-ледяным тоном. Ответив на вопросы Бенкендорфа, как он очутился в столице, и, получив разрешение изложить причину, толкнувшего его на кружение по Дворцовой площади, Дмитрий, сдерживая дрожь в голосе, обратился к царю:
– Ваше императорское величество, мой господин – правитель Черногории Пётр Второй уверен, что стал жертвой клеветы. У нас непримиримый враг – Стамбул, наш давний недруг – Вена. И один покровитель – царь великой России. Если вы отвернётесь от нас, Черногория долго не продержится в окружении могущественных соперников на Адриатике. А ведь мы православные, мы ваши дети. Умоляю, ваше величество, выслушайте его высокопреосвященство! Дайте знак, владыка мигом предстанет перед вами.
– Вот как! Так в чём, по-вашему, клевета?
– Невиновным трудно догадываться, в чём их обвиняют, государь. Может быть, правительство его преосвященства подозревают в растрате русских денег. Возможно, в какой-то двойной игре ради собственной выгоды, не знаю. И мой господин не может найти ответа…