Скарфинг. Книга первая - стр. 5

– Вот, взгляни, – говорит художница и протягивает Софии Павловне сложенный лист вощеной бумаги.

София разворачивает бумагу и видит карту городской застройки, нарисованную свинцовым карандашом.

– Это – Кремль, – говорит Варвара и тычет в карту длинным пальцем. – Вот Прямский взвоз… Вот Большая Ильинская, а здесь – Спасская…

– Если это Ильинская, то вот он – драматический театр. Значит, мы сейчас здесь… А эта что за метка?

Неподалеку от театра в переулке София Павловна видит нарисованной красной охрой треугольник. Цвет охры такой яркий, что ей кажется, будто треугольник светится на полупрозрачном листе вощеной бумаги.

– Это – то самое место.

– Не может быть, чтобы было так просто, – качает головой София Павловна.

– Здесь недалеко, – шепчет ей на ухо художница. – Сходим и сами посмотрим?

Покуда подруги смотрели спектакль, в Тоболе уже стемнело. Вдоль улицы стоят тонкие изогнутые столбы фонарей с пузатыми колбами. Неживой белый свет ложится на усыпанную палой листвой мостовую и бежит ручейком по трамвайным рельсам. Уличные фонари не соединены между собой проводами. Вместо этого на каждом столбе установлены U-образные навершия с горизонтально закрепленными реками. На рейках расположены конденсаторы эфирного поля – по форме и размеру схожие куриными яйцами, с запаянной внутри ртутной смесью и медным сердечникам. Нижний загиб U-образного элемента служит для того, чтобы само навершие не превратилось в короткозамкнутый виток в центре эфирного облака. Плотности такого облака достаточно, чтобы зажечь фонарную колбу с газом, которая крепится на единственном проводнике к столбу. Уличные фонари запитываются от ближайшей станции генерации. Возмущение эфирного облака с одной стороны цепи почти мгновенно передается на другой конец посредством продольных колебаний.

Барышни ходко идут вниз по Большой Ильинской, все дальше удаляясь от Кремля.

– Ты была самой настоящей сучкой. Маленькой дрянью, безумной и озлобленной на весь мир, – вспоминает Варвара. – Наверное, дня не проходило, чтобы тебе хорошенько не доставалось.

– Меня драли, как сидорову козу, – смеется София Павловна. – Знаешь, подруга, когда тебя стегают прутом, как-то забываешь, что все вокруг сплошная иллюзия. Мир становится чертовски реальным.

– Ты ведь не сдалась, Софи?

– Не думаю, что я сдалась.

В синем, украшенном вышивкой, сарафане, сложив за спиной руки, София Павловна молча шагает по мостовой. Свет фонаря выхватывает из темноты ее бледное усыпанное веснушками лицо.

Мимо подруг со стеклянным звоном проезжает поздний трамвай.

– Ты видишь кого-нибудь из наших?

– Я стараюсь видеться со всеми, – отвечает София Павловна. – И я замечаю, как понемногу мы все теряем надежду.

– Нынешней ночью всё изменится, – обещает художница. – Теперь мы знаем, где эта чертова дверь.

Она останавливается на углу и, не таясь, потому что час уже поздний и на улице ни души, достает из холщовой сумы бутылку и прикладывается к горлышку. Неподалеку, посреди маленькой треугольной площади стоит позорный столб с колодками, и София Павловна, глядя на него, зябко поводит плечами. Пьянство в Великой Тартарии вне закона. За пьянство публично порют плетьми. Но Варваре Альбрехт как будто нет до этого дела. А ведь в начале прошлого лета она стояла возле такого вот позорного столба, и плеть впивалась в ее худенькие плечи и гуляла по ее узкой белой спине.