Сиротка для дракона. Боевой факультет - стр. 43
— Вот именно! — обрадовался угловатый. — Тяжких преступлений против личности! И целитель…
— Зафиксировал повреждения, не причинившие вред здоровью.
У Бенедикта отвисла челюсть. У меня, признаться, тоже. Значит, еще одна зарубка в памяти — найти нормы, или как они называются, и разобраться в них. Просто чтобы нечаянно не натворить чего-то, что действительно будет считаться тяжким преступлением против личности.
— Поэтому любой судья развернет твое прошение и велит обращаться в совет университета. А совет университета — это деканы и старосты факультетов. Я — староста целителей. И что-то мне подсказывает, что со старостой боевиков ты уже тоже познакомился.
Судя по кислой морде Бенедикта — однозначно познакомился. Интересно, кто подбил ему глаз — Алек или Родерик? Или вмешался кто-то третий, раз уж «все знают»? И откуда узнали? Декан Рейт не казался болтуном. Декан международников отчитал Бенедикта при свидетелях? Или у него болтливая секретарша?
Впрочем, какая мне разница, слухи на то и слухи, что разлетаются мгновенно. Главное, что я теперь не одна, и как же это, оказывается, здорово!
— На чьей стороне будут алхимики, естественники и артефакторы — не скажу. Землемеры и погодники — скорее на стороне Лианор, староста факультета там из простых. — Родерик усмехнулся. — Знать считает ниже своего достоинства мотаться по стране, выискивая новые месторождения, или призывать дождь на поля. Кто еще? Бытовики — явно не на твоей. Стелла, как ты понимаешь, девушка, и сама мысль о том, что дворянин мог поднять руку на женщину… Впрочем, можешь спеть ей про зарвавшуюся чернь, вдруг да поможет? Герцогиня как-никак…
С каждым его словом у меня внутри словно распускался ледяной узел. Нет, конечно, у Бенедикта останется множество возможностей испортить мне жизнь, особенно если благодаря давней вражде боевиков и международников его поддержит весь факультет. Он даже сможет с чистой совестью не приближаться ко мне ближе чем на сто ярдов, как требует Родерик, все сделают другие. И он по-прежнему будет играть грязно, но по крайней мере потащить меня в суд за оскорбление действием не сможет.
— Но ты можешь попробовать обратиться в совет, — продолжал Родерик. — Если сейчас на тебя показывают пальцем только боевики, то после этого весь университет будет знать, что ты попытался избить барышню и оказался битым сам.
И на меня тоже будут показывать пальцем. Может, у Бенедикта все же сохранились хоть какие-то остатки разума?
— Но будешь ты жаловаться совету или нет, если не оставишь в покое Лианор — твой отец узнает о случившемся во всех подробностях.
Сам-то Родерик о них, интересно, откуда знает? Я ни с кем не делилась, и едва ли декан с ним откровенничал. Впрочем, протокол осмотра он явно читал, вот, наверное, и сделал выводы.
— Понял, — выдавил угловатый.
— И если ты попытаешься кого-то подговорить, я расценю это, как если бы ты действовал собственноручно. Ясно?
— Ясно.
— Вот и славно. — Родерик отвесил издевательски изящный поклон. — Всего доброго.
Бенедикт растворился в темноте.
— Спасибо, — выдохнула я. — Я… у меня нет слов.
Как выразить словами облегчение и радость? Ту горячую волну, что залила грудь? Слезы благодарности на глазах? Не помня себя, я шагнула к Родерику, чтобы обнять, не в силах сдерживать переполнявшие меня чувства.