Синий цвет вечности - стр. 3

– Я не видел, – сказал Лермонтов, – Мы быстро ушли.

– Старик страшно злится! – сказал Трубецкой.

– Это – старая новость! – бросил Столыпин, чтоб не длить разговор.

– Ладно! Вы тут застряли, похоже – а у меня дела! – Трубецкой заторопился уйти… Они смотрели ему вслед.

– Не дразни его. Его недавно отвергли!.. – сообщил Столыпин.

– Кто? – спросил Лермонтов без особого интереса.

– Маленькая Барятинская.

– А-а!.. Бедняга! А я думал – он уже женился на России.

– Нет, что ты! Наш государь – не Петр Третий и даже не Первый. При нем не повольничаешь. Они только катаются с императрицей в санях…

– И как?

– Ничего. Он придерживает ее за талию. Воздушные поцелуи разрешаются.

– А когда он держит ее за талию, он чувствует, что держит в руках Россию?

– А ты спроси у него!

– Я все же, пойду туда, посмотрю! – решился Столыпин после паузы.

– Как хочешь!

Столыпин ушел, но вскоре воротился…

– И правда, они здесь! Остановились в дверях! Жену обступили молодые поклонники.

– Естественно! А он что?

– Ничего. Стоит в стороне. Грызет ногти.

– Я ж говорил тебе – не женись!

Постепенно темнело… И какая-то пара вышла из дверей Елагина дворца и направилась к своей карете, так что два друга не сразу обернулись на голоса. Высокая стройная женщина и небольшого роста мужчина… Голоса долетали до них. Это был уже чистый театр. – Французская пьеска. Семейный диалог.

Он. Извини, что поторопил! Но это было утомительно долго!

Она. Никак не пойму, в чем я повинна…

Он. Вина? О чем ты? Какая вина? Это моя беда. А не твоя вина!

Она. Что ты хочешь сказать?..

Он Что есть нюансы. Более тонкие.

Она. Я веду себя, как все – не более того!

Он. Это вовсе не значит, что поведение всех мне нравится!

Она. Ты же сам хотел по-моему, чтоб я…

Он. Блистала в свете? Хотел. Моя ошибка. Но нельзя ж и за ошибки судить слишком строго!

Голоса крепнут. В них появляется раздражения. До двух гусар, стоящих в тени у дороги, паре нет дела. Сюда долетают отдельные слова. Но остальное так понятно!

Пауза.

Она. Почему я не могу побыть в свете среди шумных и внятных ровесников своих? Это вовсе не значит, что кто-то за мной бегает вынюхивая… Как вы изволили мне писать в письме…

Он. Там сказано «кобеля»…

Она. Да. Это было грубо. Ужасно грубо! Женщина должна ощущать, что она стоит чего-то. Смотреть на себя чьими-то глазами.

Он. Согласен. Только…

Она. Вы всегда стремитесь меня увести. Мне скучно. Может, в этом дело?

Он. Я просто напомнить хотел! У вас четверо детей. И дочь – всего два месяца. А вы и так дважды выкинули с вашими танцами!.. (Пауза.)

Она. Вы смотрите всегда такими скучными глазами! Ну можно хоть в свете так грустно не смотреть?

Прошли. Пауза. Чистый театр! Только голоса в отдалении:

– Карету Пушкина!

– Какого Пушкина?

– Сочинителя!

Пауза.

– А почему ты хотел именно сегодня? – спросил Столыпин.

– Не знаю. Кто-то сказал мне, что он читал мои стихи. Может, соврал.

– Одобрил?.. А что он мог читать?

– «Хаджи-Абрека». Что-нибудь… А может, «Уланшу», барковщину какую-нибудь… Он сам любил такие вещи!..

Усмехнулись оба. Пауза.

– Так вы и не познакомились! – сказал Столыпин не сразу, с досадой.

– А зачем? – Ты ж слышал? «Скучные глаза» У меня тоже скучные глаза. И кому в нашем мире нужна поэзия?

…«Автор недавно погиб на дуэли, причины которой остались неясными…» Столыпин вспомнил о рукописи, только что законченной, и о листке, который спрятал в бювар перед выходом из дому.