Синдром разбитого сердца - стр. 16
Господи, почему он, кретин, ни разу не подумал, что Алина может оказаться свободной? И что он вообще здесь делает, в этом замшелом ресторане с портьерами, в толпе чужих картавых родственников, в навсегда забытом всеми богами Смоленске?
Конечно, Лева досидел свадьбу до положенного конца, на автопилоте улыбался гостям, благодарил за подарки, целовал невесту под идиотские крики «горько». Им-то всем отчего так горько, спрашивается? Правда, с брачной ночью получилась полная лажа, не шло, хоть убей, но через несколько дней и оно наладилось – с одной стороны безропотная, мягкая женская плоть, с другой – молодой, полный сексуальности мужик. «Стерпится – слюбится», – говорила материна соседка Клавдия.
Только сдав последнюю сессию, он поехал в Киев. Найти причину оказалось непросто, потому что мать никак не хотела поддерживать эту идею. Да, у Пети вступительные экзамены, да, обидно нанимать репетитора, когда родной брат без пяти минут преподаватель, но оставлять надолго беременную жену? Несомненно, у ее сына проявились папашины гены.
И зачем, болван, проболтался матери про беременность Люси? Сам-то узнал случайно. Прямо накануне выпускных экзаменов его новоиспеченная жена (какое идиотское слово!) вдруг разболелась – сделалась бледной, скорее даже зеленоватой, и ее беспрерывно рвало от любой еды. До него дошло, что происходит, только когда она категорически отказалась вызывать скорую.
– Не нужно никого звать, – бормотала она, давясь слюной, – я сама разберусь! Пожалуйста, поезжай, раз ты решил.
В принципе, Люся была права. Всех женщин тошнит во время беременности, ничего страшного. И чем Лева поможет, спрашивается? Она и в другие времена не любила жаловаться, если заболевала – ложилась на пару дней в постель, причем не в их общую, а на маленький угловой диванчик в столовой, пила чай с медом, укрывалась пледом. Он вдруг подумал, что Люся сильно изменилась за годы их знакомства. Раньше была милой, застенчивой болтушкой, а теперь практически не разговаривает, не поет, предпочитает гулять одна в парке. Агитбригаду вовсе не вспоминает, и даже когда Лева выступал на весеннем районном слете, отказалась пойти из-за какой-то нелепой, явно надуманной причины. Впрочем, его вполне устраивала ее новая отстраненность: каждый свободен жить как ему нравится, не нужно ни объяснений, ни оправданий.
Алину он встретил в их общем дворе в день приезда. Вернее, не в день, а вечером, и не встретил, а ждал, долго, упорно ждал, скрываясь за помойкой. Двор, надо сказать, очень похорошел, дома до самых окон заросли кустами сирени, акация закрывала помойку плотной стеной, и даже его жалкий дом недавно перекрасили в солнечный желтый цвет.
– Лева, кого я вижу? Неужели снизошел наконец до старого дома и старых друзей? Ты ведь женился, или тетки насплетничали?
Она по-прежнему была хороша, но все-таки без прежнего очарования – волосы зачем-то перекрасила в блондинку, глаза подводила резкими голубыми тенями. Смешно, но для Украины тех лет она могла считаться засидевшейся невестой.
– Очень рад тебя видеть, милая! И ты все так же неотразима.
– Рассказывай! Лучшие шесть лет жизни позади – институт, походы, поездки. Теперь вот вкалываю в одном НИИ, день прошел – и ладно. Ребята иногда собираются потанцевать, недавно открылся симпатичный ресторанчик. А ты наверняка нас всех забыл?