Синдром Настасьи Филипповны - стр. 24

– Тогда я тем более ничего подписывать не буду! – заупрямилась Элла.

– Ну хорошо, – уступил один из Иванов, – мы рассчитываем на вашу сознательность. Мы предлагаем вам перейти на спецотделение. Учиться будете здесь же, в «Лумумбе», но подготовка совсем другая, не та, что на общем отделении. Комната своя. И трудоустройство совсем другое, и оклады. Но это вам позже разъяснят.

– Погодите, я еще не дала согласия! – перебила его Элла.

– А чего ждать? – удивился Иваныч-Петрович. – Вы зачисляетесь в штат КГБ, причем прямо сейчас. Стаж начинает течь с этой минуты. А вместе с ним и все блага.

– Время учебы засчитывается в стаж! – встрял второй Иваныч-Петрович.

– Только предупреждаю, – продолжал первый Иваныч-Петрович, будто его и не прерывали, – профсоюза у нас нет, и в течение двадцати пяти лет со дня зачисления вы не имеете права уволиться. Но у нас никто не увольняется. Преимуществ слишком много.

– Спасибо, но я предпочитаю учиться на общем отделении и самостоятельно решать, что мне в жизни делать.

– Вы не понимаете, – второй Иваныч-Петрович наклонился к ней через стол и заглянул в глаза. – Вы что ж думаете, вас «за так» сюда взяли? Это учебное заведение для иностранцев, а вас взяли. Соображаете?

– Мне никто ничего не говорил.

– А вы подумайте, – настойчиво повторил Иваныч-Петрович. – Родителей у вас нет, Родина вас вскормила, вспоила, образование дала, вы обязаны ей послужить.

– Никому я ничем не обязана, – разозлилась Элла. – Родина меня вскормила так, что мне до сих пор кошмары снятся. Я в детдоме чуть с голоду не умерла.

– Страна переживает временные трудности…

– …последние шестьдесят лет, – закончила за него Элла.

В этот год как раз намечалось празднование шестидесятой годовщины Великой Октябрьской, и вся страна уже стояла на ушах по случаю очередного юбилея.

– Откуда у вас такие нездоровые настроения? – осведомился второй Иваныч-Петрович.

– Да все оттуда, из детдома, – ответила Элла. – Между прочим, вы в моем детдоме не продержались бы и часа. Там не любят стукачей.

Агенты переглянулись.

– С таким отношением, – негодующе изрек Иваныч-Петрович первый, – вы можете запросто вылететь из института.

– На каком основании? – спросила Элла. – Я учусь на «отлично», дисциплину не нарушаю.

Ей пришло на ум «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус», но она решила вслух этого не говорить.

– А вы не иностранка! Вам не место в данном учебном заведении! – злорадно выложил свой главный козырь один из Иванычей-Петровичей.

– Как же это мне здесь не место, – удивилась Элла, – когда вы даже предлагаете мне перейти на спецотделение?

Она уже кое-что слышала о спецотделении. Там учились студенты из ближневосточных и некоторых других стран по особой военизированной программе.

– Это совсем другое дело, – буркнул Иваныч-Петрович. – На спецотделении вы могли бы Родине пользу принести.

– Я и здесь могу пользу принести, – отрезала Элла. – А вам я не подхожу. – Ее осенила новая мысль. – Мое отчество вас не смущает?

– Мы наводили справки, – помрачнел агент. – Паспорт вам выдали по личному заявлению. Отца своего вы не знаете. Кто вас надоумил взять такое отчество?

– Никто, – пожала плечами Элла, – я в книжке прочитала.

– В какой книжке? – дружно напряглись оба Иваныча-Петровича.

– Про Пушкина. Его прадед с материнской стороны был Ганнибал. Абрам Петрович. Вот я и подумала…