Размер шрифта
-
+

Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - стр. 26

Ничего не отвечая комиссару, атаман подошел к полку, которым еще командовали офицеры, и попросил собрать полк, что и было сделано. Атаман обратился к солдатам:

– Товарищи солдаты! Ровно три с половиной года проливал я с партизанами свою кровь на фронте. Вы видите мои нашивки, что я три раза ранен. Вы видите, что у меня на груди Георгиевский крест, георгиевская шашка, значит, мы не даром провели время на фронте. Теперь, когда мы кончили свое дело и идем домой, у нас хотят отобрать это оружие. Разве это справедливо? Теперь отнимают у нас, а, когда вы поедете домой, то будут отнимать и у вас! Если хотят, то пусть берут сами. У них есть свои солдаты-красноармейцы. Зачем опять по старому режиму направлять солдат на казаков, не правда ли?

Солдаты, зажженные словами атамана и подстрекаемые своими же офицерами, единодушно закричали:

– Правда, правда, не наше дело, домой!

И, несмотря на уговоры комиссара, полк ушел, посылая приветствия партизанам. Комиссар от злости кусал губы, но ничего не мог сделать с той рванью, которая называется красноармейцами. Он не мог сдержать лихих фронтовиков! Тем не менее паровоза не давали, и эшелон стоял двое суток. Надоело, и на третью ночь половиной отряда была занята станция, а половиной окружили Совдеп. Напуганные товарищи решили выпустить партизан, и в ту же ночь эшелон ушел».

Прервем на минуту цитирование записок Анненкова и поставим под сомнение правдивость описания автором самарского эпизода. Представляется, что дело обстояло не так, и Анненков исказил правду, чтобы скрыть факт участия его отряда в одной из советских демонстраций, которые в ту пору проводились и по поводу, и без повода.

Здесь следует прежде всего уточнить, почему из Самары в Сибирь был свободно пропущен явно враждебный советской власти вооруженный отряд Анненкова. Во время прибытия отряда Анненкова в Самару председателем местного Ревкома был большевик и подпольщик Валериан Владимирович Куйбышев, который, по воспоминаниям старейшего русского революционера, члена РСДРП с 1898 года, Петра Кобозева, очень умело проводил разоружение казацко-солдатских эшелонов демобилизованных фронтовиков, изымая у них винтовки, пулеметы и даже орудия. Так почему же Куйбышев сделал исключение для отряда Анненкова? Ведь СНК (Совет Народных Комиссаров, Советское правительство) строго предписывал разоружать все отряды, каждого солдата и казака, каждого офицера!

Когда вопрос о разоружении отряда достиг критической точки, Анненков пошел в Реввоенсовет, который размещался на углу улиц Льва Толстого и Саратовской в белокаменном особняке последнего самарского губернатора. Три ступеньки между белыми колоннами привели Анненкова в приемную. Направо дверь с надписью золотом на стекле: «Председатель Самарской управы». За ней – кабинет Куйбышева, Политического комиссара 4‑й армии, Председателя Самарского ревкома, руководителя губернского комитета большевиков.

Анненков называет себя, и Куйбышев, в семье которого чтили декабристов, интересуется, не имеет ли тот отношения к декабристу. Анненков подтверждает. В разговоре выясняется, что они годки, оба – бывшие кадеты, выпускники-одногодки, собеседники проникаются взаимной симпатией и договариваются, что отряд примет участие в демонстрации, чем окажет местному Совету моральную помощь и поддержку, после чего ему будет позволено, не разоружаясь, проследовать дальше. Оба они еще не знают, что их жизненные пути пересекутся в наступающем лихолетье Гражданской войны, где атаман Анненков будет драться с красногвардейским отрядами, которые посылал против него из Туркестана член Военного Совета Туркестанского фронта Куйбышев, несомненно, вспоминая при этом о своем самарском знакомце.

Страница 26