Сибиллы, или Книга о чудесных превращениях - стр. 12

Потом она сидела рядом с окукливающейся матерью, продолжала кричать и плакать, чтобы не слышать, заполнить заглушить пустоту, пустоту мира без матери, но пустота не поддавалась, расширяясь, заполняя собой весь золотой и сияющий и теплый и воняющий и суетящийся город Амстердам. Доротея стала понимать, что скоро ей придется навсегда упустить из виду то, что раньше было ее матерью.

В последней попытке как-то исправить ситуацию она взяла мать за руку.

Вместо руки она ощутила холодную маленькую твердую вещь, вроде одной из птичьих лапок или мертвых массивных жуков, всегда лежавших на рисовальном столе. Небрежно там оставленных.

Мать не была кокеткой, ее тщеславие было иного сорта: она гордилась своими руками, рассматривала их, когда думала, что никто не видит, но Доротея Хенрике видела. Эти руки были чудом: они умели и знали всё.

Они с/охраняли живых и мертвых насекомых, они растирали краски (искусствоведы утверждают, что лучше всего Сибилле удавались оттенки зеленого), они травили гравюры кислотой, они помещали умерщвленных ящериц, пауков и змей в смертельные растворы, создающие им бессмертие.

Теперь же ее маленькая ручка загнулась и стала ледяной: жизнь перешла из нее/отсюда куда-то в другое место. Доротее надлежало узнать, куда перетекла жизнь ее всемогущей матери, самого сильного человека на земле, горбатой неустрашимой старушки, похожей на мертвое иссохшее насекомое или мертвое растение.

Где она стала теперь? Чем? В чем? Непостижимо. Возможно, ее жизнь перетекла в север-ный Новый Амстердам – трудно в этом вопросе быть уверенным вполне.

Возможно, сущность Сибиллы последовала за ее работами, переселилась сосредоточилась в них. Доротее предстояло закончить за мать и напечатать Третью Книгу Чудесных Превращений Гусениц, а затем, как бы став этой книгой, отправиться туда, где эту книгу захотел иметь рассматривать обожать изучать царь.

Доротее, как и ее матери, предстояло путешествие/превращение, но направления их были различны. Смерть матери породила судьбу и свободу дочери, завязала узел и разрубила его.

Причиной всему был Петр Михайлов, ненасытный любитель искатель собиратель городов воды кораблей изображений кораблей женщин мужчин младенцев гигантов насекомых и ботанических иллюстраций. Огромный человек, ворвавшийся в их замерший от смерти, заполненный смертью дом, велел им всем перенестись вслед за ним: в тот край, в тот город, где ничто не было им ни знакомо, ни близко, ни понятно – новый город язык свет были предложены Доротее как средство от пустоты, и она уцепилась за них с жадностью и ужасом и любопытством и даже с благодарностью.

Гусеница засыпает, она почти мертва, бледная, но снова становится румяной, как человек …Бог дает нам новые силы, дух снова свеж и бодр, когда работа закончена, он берется за другую.

Ее привезли в Петербург, чтобы она стала смотрительницей.

Доротея Мария Мериан по прозвищу Хенрике, в замужестве Гзель, сестра Сибиллы и дочь Сибиллы и внучка Сибиллы, смотрела на чужой ей новый город, полный промозглого обидного ветра.

Ей предстояло стать первой художницей этого города, работать и украшать его первый музей, выучить его первых художников и граверов, участвовать в зарисовывании анатомического препарирования его первого слона, затем ей предстояло быть вполне забытой этим городом. Она была вестницей будущего, его сибиллой и дочерью Сибиллы. Теперь же все в этом городе было непонятно и нехорошо, но и оторваться от него ей было невозможно: судьбой ее привило к этому городу, как голландские садоводы Петербурга прививали розы и обреченные заморозкам фруктовые деревья.