Шоша - стр. 26
В дверь постучали, потом она открылась. Вошел Владек, сын хозяина, про которого отец уже успел мне кое-что рассказать: он бросил занятия юриспруденцией в Варшавском университете и теперь проводил целые дни дома, читая все подряд, слушая музыку или бесчисленные радиопередачи. Тощий, бледный, долговязый, с высоким лбом, длинным носом, он производил на меня впечатление человека, больного и физически, и психически. В отличие от отца, говорившего по-польски с еврейским акцентом, у Владека была правильная литературная речь. «Пшепрашам[40], – сказал Владек, – я мешаю вам завтракать. Пана просят к телефону».
Я вскочил, едва не опрокинув кофе. Мне звонили сюда в первый раз! Пройдя через коридор, я взял трубку.
Звонила Селия.
– Я знаю, что если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, – сказала она. – Только вот загвоздка, никак не могу считать себя горой. Я уже наслышана про ваши успехи. Примите мои поздравления. Я-то думала, что мы друзья, но раз вы предпочитаете уединяться, это ваше право. Однако знайте, я восхищаюсь вами.
– Я не только ваш друг, я вас люблю! – неожиданно для себя воскликнул я, воскликнул с легкомыслием человека, который позволяет себе говорить все, что придет в голову.
– О, в самом деле? Это приятно слышать. Но если так, то куда же вы исчезли? Когда вы бываете у нас, вас принимают по-дружески, запросто. И вдруг вы пропадаете – и все, молчание. Это что, у вас характер такой или это ваша система?
– Никакой системы. Ничего подобного. Просто я знаю, как вы заняты.
– Занята? Чем же это? Наша Марианна делает абсолютно все. А я сижу и читаю. Но сколько можно читать? К Морису опять приехала целая куча американцев, так что я и его не вижу. Американский посланник в Польше номер два, так я его называю. А кроме вас двоих, в Варшаве нет никого, с кем можно было бы хоть словечком перекинуться. Геймл, храни его Господь, связался с поалей-сионистами. Конечно, я верю в Палестину и всякое такое, но Англия делает со своим мандатом все, что ей вздумается. Дни проходят, и мне не с кем поговорить.
– Пани Ченчинер, когда бы вы ни захотели видеть меня, вам стоит только слово сказать. Я тоскую по вас, – произнес мой голос помимо воли.
Селия помолчала немного.
– Если вы соскучились, почему же не приходите? И называйте меня Селией, а не пани Ченчинер. Приходите, и мы поболтаем. Можно встретиться в кондитерской, если вам так удобнее. Ведь вы, вероятно, очень заняты. Морис все мне рассказал. Но не сидите же вы над этой пьесой по десять часов в день! Что за женщина эта Бетти Слоним? Вы, конечно, уже влюблены в нее.
– Нет, нисколько.
– Иногда я завидую таким женщинам. Подцепила в любовники богатого старика, и теперь он делает все, чтобы она прославилась. По мне, так это называется проституцией, но когда женщины не продавали себя? Если ей платят два злотых, она просто шлюха, а если тысячи, да еще меха и бриллианты в придачу, тогда она леди. Не знала я, что вы и пьесы пишете. Морис рассказал, о чем она. Интересный сюжет! Так когда же вы придете?
– А когда можно?
– Приходите сегодня к обеду. Геймл уехал к отцу в Лодзь. Я совершенно одна.
– В котором часу?
– В три.
– Отлично. Я буду у вас ровно в три.
– Не опаздывайте!
Я положил трубку. Она одинока! Скажите, пожалуйста! Я многие годы страдал от одиночества. Но вдруг все переменилось. Надолго ли? Внутренний голос, который никогда не ошибается, говорил мне, что долго это продолжаться не может. Все кончится катастрофой. Но почему бы не порадоваться, пока можно? Выспавшись как следует, я было успокоился. Но сейчас напряжение вернулось вновь. «Не сделаю ни одного движения навстречу Селии, – решил я, – предоставлю ей инициативу». Вернулся к прерванному завтраку. Да, я должен узнать какие-то радости, прежде чем умру и превращусь в ничто. Вдруг я вспомнил, что не пересчитал деньги, которые оставил накануне в кармане пиджака. Меня могли ограбить, пока я спал! Даже Текла могла залезть в карман и все забрать. Я вскочил и ощупал карман. Никто меня не ограбил. Текла – честная девушка. Когда же я пересчитал банкноты, мне стало очень стыдно.