Школа безумия - стр. 18
Было почти противно, как девочки хвастались своими деньгами, хотя, оглядываясь в прошлое, должна признать: на самом деле они вовсе не совали свое богатство мне в лицо, не кичились им, даже если мне так казалось. Просто Маккензи или Элиза покупали все, что им хотелось, в магазинах или в фуд-корте, вынимая из кошельков наличные, как будто это катышки ворса, мне же приходилось экономить те небольшие деньги, которые у меня были.
Именно из-за этого начала накапливаться обида на моих родителей. Неужели им непонятно, как это унизительно? У других девочек всегда была самая красивая одежда и дорогая косметика, мне же приходилось довольствоваться вещами, которые мать покупала мне в «Уолмарте»[7].
В глубине души я опасалась, что моя бедность – мы иногда чувствовали себя бедными, ожидая, что банк заберет дом и выставит нас на улицу, – однажды вытеснит меня из школьной компании. В начальной школе популярность никогда не была проблемой, по крайней мере, для тех из нас, кто уже был там, но как только мы перешли в среднюю школу, я поняла, что должна приложить все усилия к тому, чтобы остаться в числе избранных.
Потому что если меня выкинут, куда я пойду? Спорт меня не интересовал – как, впрочем, и остальных, – поэтому я не могла дружить с девочками, которые играли в хоккей на траве, баскетбол или футбол. У моих родителей не было лишних денег, чтобы записать меня на гимнастику, даже если бы я и хотела. Мои оценки были приличными, но не впечатляющими, поэтому я не могла дружить с ботаниками. Мысль о том, чтобы пополнить компанию лузеров, была мне невыносима. Возможно, я стала бы этаким кочевником, одной из тех неприкаянных душ, которые ни с кем не дружат, растут в одиночестве и умирают без семьи или друзей.
Конечно, мелодраматично, но в то время я так думала.
Только в средней школе до меня дошло, что я не имею на своих подруг никакого влияния. Когда мы решали, чем нам заняться или куда пойти – в торговый центр, в кино или к кому-то домой, – идею всегда выдвигали Элиза или Маккензи. Иногда Кортни. Даже Оливия, хотя и изредка.
Но ни разу я.
Нет, я тоже что-то предлагала, но вскоре стало ясно: мое мнение никому не интересно. Я могла удостоиться улыбки или кивка, но это все. Довольно скоро я вообще перестала высказывать свое мнение.
Это усугубилось, когда в восьмом классе появилась Дестини. Я дружила с Элизой и Маккензи с подготовительного класса, так что можно подумать, что к моему голосу должны были прислушиваться. Но нет. То ли из-за того, что у родителей Дестини было больше денег, чем у моих, то ли из-за того, что она была красивее меня, ее голос имел больший вес. Большую власть. Большее влияние.
Вскоре я поняла: я должна сделать все возможное, если хочу и дальше оставаться гарпией.
Даже если это означало нарушение закона.
Трудно определить момент, когда началось наше преступное поведение. Называть его преступным – большая натяжка, по крайней мере, по сравнению с реальными преступлениями. Худшее, что мы когда-либо себе позволяли – подворовывать в магазине.
Думаю, назвать это легкомысленным не совсем правильно, но именно так нам казалось. Когда мы воровали, то не с каким-то преступным умыслом. Просто, чтобы чем-то заняться.
Но до этого мы начали соперничать. По крайней мере, Маккензи, Элиза и Кортни начали соперничать.