Широкая кость - стр. 26

– Очень вкусные, на самом деле кусочек лета. Мне кажется, и у других блюд должны быть такие поэтичные названия. По ощущению, которое они тебе дают. – Я качаю головой. – Знаешь, мне только для этого и нужны деньги – чтобы можно было есть в кафе.

– Чокнемся за это! – Камилла стукает своим роллом о мой, как будто мы чокаемся бокалами с шампанским. – Я пыталась сама их приготовить, но с этой рисовой бумагой не-воз-можно иметь дело: прилипает к тебе во всех местах. Не представляю, как им это удается.

– Я однажды пыталась приготовить рыбные пирожки, в результате на мне оказались две полноценные рукавицы из лосося и картофельного пюре.

Камилла смеется, я тоже смеюсь, но не очень активно. Не хочу терять ни крупицы этой прекрасной еды в процессе фырканья. Я откусываю еще кусок. Мне нравится даже сам процесс обмакивания начинки в соус. Кустик салата, ленты капусты. Вообще-то я люблю, когда овощи, например, огурцы и морковь, вырезаны в виде розочек и прочих фигурок, но здесь так не делают. Дешевая забегаловка.

– Я была бы замечательным премьер-министром: на автобусных остановках выдавала бы бесплатный картофель в мундире, потому что, по крайней мере, бездомным будет что пожевать.

– Да-да! – Камилла хлопает в ладоши. – Только представь, какой кошмар, ты вечером возвращаешься домой, без денег и иллюзий, и – худшее липнет к худшему – на остановке получаешь картошину в мундире.

– Худшее липнет к худшему? Ты хочешь сказать, лучшее?

– Обожаешь картошечку? А где она будет храниться?

– Встроим в остановку специальный автомат, – говорю я, как будто нет ничего проще. Так и вижу перед собой все лондонские улицы, устланные комковатым влажным картофельным пюре.

– Прекрасно. Звучит прекрасно, – кивает Камилла, похоже, я ее убедила. – Давай!

Нам приносят фо с королевскими креветками. Большие дымящиеся миски с прозрачным бульоном, доверху полные креветок и рисовой лапши, а приправлять нужно самой – это мне нравится больше всего. Ростки фасоли, чили, зелень кориандра и тайского базилика, и еще выжать лайм. Я кладу себе в суп все, что только можно, и каждая ложка успокаивает и бодрит, а на вкус она сладкая и пряная. Из носа течет, глаза слезятся, глотка получает основательный массаж. Мы хлебаем и накручиваем лапшу на палочки. Я без ума от фо. А Камилла продолжает ворчать:

– Ты ведь знаешь, с работой сейчас так туго, что конкурировать приходится не со своими одногодками. Приходишь, например, в магазин одежды, а там сорокапятилетняя тетка тоже хочет эту работу. Так что и выбора нет, работы не находишь, приходится получать образование, а потом тебе дают пинка под зад, а у тебя куча долгов, с которыми не расплатиться, а работы тебе никто не даст, пока ты в колледже или универе, потому что, ну… ты же все время на занятиях, а если нет, то готовишься к ним или, что греха таить, пьянствуешь. Ловушка. А потом получаешь специальность, а все рабочие места заняты или везде сокращение штатов, и ты ищешь ту самую работу, которую пыталась получить в шестнадцать лет, только теперь у тебя в придачу к безденежью имеется никому не нужный диплом. Если у тебя родители не богачи, или ты не изобретаешь что-нибудь такое, чтобы стать миллионером, или не выигрываешь в лотерею – ты в заднице.

– И миллионер нынче не тот, Камилла, – добавляю я. – Знаешь, на сколько хватает миллиона фунтов в Лондоне? На один присест. Квартира по соседству с нами – квартира! – ушла за полмиллиона… Полмиллиона! А ты видела, в каком состоянии наша улица. Так что миллиона может хватить разве что на малюсенький домик. Знаешь, когда я маленькой думала, каким должен быть дом за миллион фунтов, я представляла себе замок!