Шейх. Добыча Жестокого - стр. 27
Справа от меня стояла Света, с таким благочестивым видом, словно всю жизнь только и делала, что молилась арабским богам. Она бросила на меня короткий взгляд и чуть заметно улыбнулась, словно говоря: "Смирись, так легче". Но я не хотела смиряться. Я не могла. Что-то внутри меня восставало против этой мысли.
Самира остановилась передо мной, протягивая чашу с тлеющими благовониями. Запах сандала и мускуса ударил в ноздри – слишком сильный, слишком навязчивый. Как всё в этом месте – чрезмерное, показное, лишенное истинной красоты.
– Возьми благовония и поклонись перед святыней. – приказала Самира.
Я посмотрела на нее, и внезапно вся абсурдность моего положения обрушилась на меня, как лавина. Я, Злата Северова, дочь проповедника, стою в гареме арабского шейха и должна молиться чужому богу. Меня купили, как вещь, привезли в золотую клетку и теперь ожидают, что я буду благодарна?
– Нет. – слово вырвалось само собой, громче, чем я ожидала.
Самира замерла, её глаза расширились от удивления.
– Что ты сказала? – переспросила она тихо, словно давая мне шанс исправиться.
Но внутри меня словно прорвало плотину. Вся боль, всё унижение, весь страх последних недель превратились в ярость, которая хлынула через край.
– Я сказала – нет. – мой голос звенел в тишине зала. – Это не моя вера. Я не буду кланяться вашему богу и молиться за благополучие человека, который купил меня, как вещь.
Наложницы ахнули в унисон. Лицо Самиры исказилось от гнева и шока.
– Ты оскорбляешь святыню. – прошипела она. – Ты оскорбляешь нашего господина.
– Господина? – я рассмеялась, и мой смех звучал пронзительно в гробовой тишине зала. – Он мне не господин. Я никогда не покорюсь вашему шейху, никогда.
Я шагнула вперед, к Самире, с вызовом глядя ей в глаза. На её лице читался животный страх – она не привыкла к сопротивлению, к тому, что кто-то осмеливается бросать вызов установленному порядку.
– Ты поплатишься за свои слова. – прошептала она.
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. – ответила я, цитируя фразу, которую часто повторял мой отец.
В порыве эмоций я взмахнула рукой, и моя ладонь задела чашу с благовониями. Я не хотела этого делать, это был случайный жест, но результат оказался катастрофическим. Чаша взлетела в воздух, описала дугу и с грохотом упала на мраморный пол, рассыпая тлеющие угли и ароматические травы. Несколько углей попали на край молитвенного ковра, и тонкая шерсть начала тлеть, испуская сизый дымок.
– Пожар. – закричала кто-то из наложниц.
– Она осквернила святыню. – вторила другая.
Самира смотрела на меня глазами, полными ненависти.
– Ты заплатишь за это, русская дрянь.
Я замерла, глядя на тлеющий ковер. Я не хотела этого. Я хотела лишь отстоять свое право не участвовать в ритуале, но теперь я перешла черту, за которой не было возврата.
Я перевела взгляд на Свету. Она единственная не выглядела испуганной или возмущенной. В её глазах читалось… удовлетворение? Она поймала мой взгляд и едва заметно улыбнулась, словно радуясь моему падению.
Двери зала распахнулись, и вбежали двое евнухов, привлеченные шумом.
– Что здесь происходит? – спросил старший из них, оглядывая сцену разгрома.
– Она осквернила святыню. – закричала Самира, указывая на меня дрожащим пальцем. – Она оскорбила нашего господина и отказалась молиться за него.