Шесть тысяч мыслей Лины Коваль - стр. 17
– Смотрите, облако! – опережает меня мама. – Я его раньше не видела!
– Где? – спрашивает Игорь.
– Да вот же! Две черточки, прямо над лодкой!
– А, это. Да, что-то похожее на облако…
– Что значит «похожее»? – удивляется мама. – Это кто рисовал – ты или не ты?!
– Я. Но не помню, чтобы рисовал эти линии.
– Что же они, сами здесь появились?
– Не знаю. Смотри, они же на всех пятнадцати картинах, а мне нужно десять.
– Значит, возьми все пятнадцать!
– Зачем?
– Ну, облако же везде есть, вот и возьми все!
– Да при чем здесь облако? У меня места не хватит на пятнадцать лодок. У меня же не галерея, а мастерская!
– Тогда зачем ты рисовал пятнадцать, если надо только десять?
– Хорошо, в следующий раз нарисую десять!
И тут меня осенило. Нужно взять холсты с плывущим облаком. Что оно где-то плывет, а где-то стоит на месте, я не сомневалась. Это, как говорит Кира, из разряда необъяснимого. Когда тебе кажется, что точно знаешь, а доказать ничего не можешь, будь уверен, тебя пронзил «разряд необъяснимого». Делай то, что этот разряд подсказывает, и не ошибешься.
– Давайте искать облака, которые плывут, – говорю я.
– Плывут?.. – спрашивает с сомнением мама. – Как это?
– А вот так, – говорю, – смотришь на лодку, потом на облако. Если поплывет – значит, надо брать.
– Давайте попробуем, – соглашается Игорь. – Все равно идей больше нет.
– Только надо уши руками зажать. Чтобы посторонние звуки не мешали, – командую я для важности. И сразу ладонями уши закрыла. Мама с Игорем посмотрели на меня, потом друг на друга – и тоже руки к ушам приложили.
Стоим, на лодки смотрим. Тишину слушаем. Точнее, не тишину, а шум. Будто где-то вдалеке дождь идет или море шумит, а ты сидишь на даче, тыквенные семечки перебираешь. Вот и стемнело уже, а там, вдалеке, все шумит и шумит…
Первое облако поплыло у мамы.
– Плывет! – закричала она и захлопала в ладоши.
– Где?!
– Да вот же! Вот на этой! Я смотрю, смотрю, а оно – раз, и поплыло! Ме-е-едленно!
И тут же поплыло у меня – да не на одной, а сразу на двух картинах! Параллельно!
– И у меня! – кричу. – Здесь и здесь! Сразу два!
– Еще одно плывет! – не унимается мама. – Крайнее!
– Ну вы даете, – расстроился Игорь. – А у меня ничего не плывет. Может, мне воображения не хватает?..
– А ты уши хорошо закрывал? – деловито интересуется мама.
– Конечно.
– А в глубину, в сердцевину смотрели? – наседаю я.
– Да вроде старался, как мог. А вот здесь… – говорит он и неуверенно приближается к лодке напротив. – Или нет… Вам не кажется, что оно… как бы… движется?..
– Конечно, движется, – говорю. – Видно же! И на соседней тоже поплыло – видели?
– Точно! – радуется Игорь. – Но это же невозможно! Может, у нас галлюцинации?
– У всех троих? – строго спрашивает мама.
– Ну не бывает же так! Это же просто холсты! Лодки, небо, песок – это же все нарисованное! – И он подошел к стене и стал заглядывать под картины. Уж не знаю, что он там хотел найти.
– Значит, правильно нарисованное! – говорит мама. – Ой, вон там еще, смотрите, только что поплыло!
Так мы насобирали десять живых лодок с плывущими облаками.
Художник так радовался, что сбегал в ближайший киоск, купил сосисок в тесте. Десять штук. Он, оказывается, как и мы, не умеет готовить и покупает всякие вредности.
За окном было уже темно, а мы сидели в мастерской, посреди живых роз и влажных лодок, ели сосиски и смеялись. И краской уже почти не пахло. И было хорошо и спокойно, как на кухне у отца с Евгенией Ивановной. Хоть и без блинов.