Шефы тоже плачут - стр. 5

− Пухляш, сегодня твои кулинарные способности выше всяких похвал. Вот та каша из овощей… я не совсем понял, почему её было не перелить в стаканы?

Он поворачивается, и в глазах его замечаю улыбку. Или насмешку? Сейчас, когда мой мозг затуманен слишком долгим пребыванием в жарком помещении кухни, я не сразу могу разобрать, чего во взгляде Орловского больше.

− Я подумала, что твоей цапле будет удобнее клевать её с тарелки.

Сама не знаю, какой чёрт тянет меня за язык в этот момент. Охарактеризовать девушку шефа, да ещё и таким эпитетом − не лучшая идея. А уж показать, что её наличие меня задело − это просто «эпик фэйл».^>2

− Моя… цапля?

Вместо того, чтобы послать меня ко всем чертям, Орловский запрокидывает голову, и из его груди вырывается громкий смех. Я некоторое время наблюдаю сначала за тем, как выпадает из его рта сигарета, потом − за смеющимся Андреем. Помимо воли губы мои тоже растягиваются, и сдерживать это выше моих сил.

− Ладно, Пухляш. На сегодня тебе задание такое, − отсмеявшись, возвращается к разговору Орловский. − Сейчас переодеваешься и я тебя приглашаю принять участие в праздновании. Идёт?

− С чего бы вдруг? Я из твоих гостей только тётю Таню знаю.

− И?

− Без «и».

− Ну пообщаешься с ней, познакомишься с остальными. С цаплей вон.

В его глазах теперь точно насмешка − её уже не спутать ни с какими улыбками и прочими приступами веселья. Наверняка ожидает, что я откажусь и сбегу куда подальше. Например, домой. И это было бы весьма мудрое решение, но вместо него я киваю и говорю, как ни в чём не бывало:

− Окей. Сейчас только фартук сниму.

− Жду и надеюсь, Пухляш, − доносится мне в спину.

В такие моменты мне начинает казаться, что я вернулась в свои тринадцать. И мне приходится очень стараться, чтобы прогнать это дерьмовое ощущение.

Переговариваясь с тётей Таней под бокал вина и вполне сносное каре ягнёнка, приготовленное Верой, я раз за разом возвращаюсь взглядом к сидящей неподалёку парочке. Цапля, которую зовут ожидаемо вычурно Миленой, ластится к Орловскому, а тот, не обращая внимания на то, что не один, поглаживает её по колену, и с каждой минутой его рука поднимается всё выше, задирая край и без того короткой юбки.

На меня внимания он не обращает, но это привычно.

− Лапуль… ты чего, уснула? − слышу голос тёти Тани и вздрагиваю, переводя на неё взгляд.

− Нет, я задумалась.

− А! Так что тебе по цвету кажется? Если перекрасим стены в белое и синее?

− Будет хорошо. Только ресторан тогда закрывать придётся же.

− Ну, да. Я же тебе сказала, на неделю, не больше. Ты вообще меня слушала?

Конечно, я её слушала, но явно не слышала. Почему-то вид того, как Орловский весь погружён в свою цаплю, нервирует меня настолько, что все мои слуховые способности как ветром сдувает.

− Пухляшик, скажи мне, как ты относишься к карри? − внезапно спрашивает у меня Андрей, чем вводит в состояние ступора.

− К карри?

− Да. Мы тут с Миленой спорим, что настоящее индийское карри нужно подавать в таком виде, в котором его подают в Индии − очень острым. А ты что об этом думаешь?

− Ты имеешь ввиду обычным людям в ресторане?

− Да, именно это я и имею ввиду.

− М… Не все любят острое.

− Вот! Это я тебе и говорила, − вступает в беседу Милена, смерив меня холодным взглядом серых глаз.

− Кто не любит − просто не будет заказывать. Я вот люблю остренькое.