Шарм - стр. 43
Я бы не променяла Джексона или Мэйси ни на что на свете, но мне так надоело, что я не понимаю, как в этом мире все устроено. Так надоело, что у меня больше вопросов, чем ответов. Так надоело зависеть от других людей, от того, смогут ли они объяснить мне вещи, о существовании которых я прежде даже не подозревала.
И сейчас части меня больше всего хочется выйти отсюда и спросить Хадсона, как все это может происходить. Он утверждает, что я каким-то образом заперла нас обоих в своей голове – а я понятия не имею, как такое возможно. Однако после того, как мы вдруг оказались в Коронадо, я готова в это поверить.
Но с какой стати я вдруг решила запереть нас именно в его берлоге, а не где-то еще? Почему не в Кэтмире? Или в моем прежнем доме в Сан-Диего? Какого черта? С какой стати я выбрала именно это место, где Хадсон имеет преимущество – и планирует воспользоваться им по полной?
И еще – если мы заперты в моей голове, то откуда же здесь взялся этот дракон? Я ручаюсь, что никогда в жизни не думала ни о чем подобном. И если его каким-то образом все-таки создала я, то как он ухитрился разбить окно? Как он смог обжечь Хадсона, который, раз он заперт в моей голове, должен находиться в безопасности?
Все это уму непостижимо – во всяком случае, моему уму. Похоже, Хадсон понимает, в чем тут дело, но он куда лучше ориентируется в этом мире и его правилах, чем во всем этом когда-либо буду ориентироваться я сама.
И это тоже жесть. Я совершенно не верю этому парню. И вот теперь он представляет собой единственный источник информации. И это при том, что я никак не могу определить, когда он говорит правду, а когда выдает очередную ложь. Не говоря уже о том, что он не очень-то расположен делиться со мной даже той информацией, которую все-таки решает мне сообщить.
Тьфу. В жопу такую жизнь.
Хотя я уверена, что я уже и так в полной жопе.
Я вытираю слезы, катящиеся по щекам. Как бы мне ни хотелось остаться на полу этой ванной и просидеть здесь всю ночь – или проторчать здесь целую вечность, – я не могу этого сделать. Когда я была маленькой, у моей матери всегда было одно правило относительно плача. Она давала мне десять минут на то, чтобы прорыдаться и поорать в подушку, десять минут на то, чтобы поупиваться жалостью к себе и похныкать о том, как все ужасно. Но, когда эти десять минут подходили к концу, я должна была прийти в норму и продолжить жить дальше.
Конечно, как именно я приходила в норму, варьировалось в зависимости от ситуации и от того, что довело меня до слез.
Иногда я должна была найти решение.
Иногда мне надо было, чтобы мама занялась моей разбитой коленкой или порезанной рукой.
А иногда… иногда я должна была просто собраться и признать, что жизнь отнюдь не всегда бывает справедливой и мы ничего не можем с этим поделать. Эти случаи я ненавидела больше всего, и нынешняя ситуация – определенно такова.
Но правила есть правила, и мои десять минут подошли к концу.
Поэтому я встаю на ноги.
Умываю лицо.
Делаю глубокий вдох.
И говорю себе, что я могу сделать то, что необходимо сделать, что бы это ни было. Даже если это означает, что надо надрать задницу двухсотлетнему вампиру с расстройством личности. Возможно, это будет нелегко, возможно, это будет выглядеть некрасиво, но – так или иначе – я могу найти способ это сделать.