Шарм - стр. 42

Но прежде чем он успевает произнести хоть слово, снаружи доносится пронзительный вопль, затем в дверь врезается что-то большое и тяжелое.

– Он вернулся, – шепчу я, позабыв о своей решимости не показывать свой ужас.

– Разумеется, он вернулся, – говорит Хадсон. – Не думала же ты, что он убрался навсегда?

– Да, конечно. – Я надеялась, что дракон улетел, но это не значит, что я в это верила. Я рассчитывала, что он даст нам больше времени – что промежутки между его атаками окажутся длиннее. Но, похоже, у него другие планы.

– Что же нам делать? – спрашиваю я, когда дракон снова издает свирепый рев. Несколько секунд – и я слышу хлопанье его гигантских крыльев. Мне хочется думать, что он удаляется – улетает прочь, – но настроена я не очень-то оптимистично, что бы об этом ни говорил Хадсон.

– Я понятия не имею, что станешь делать ты, – отвечает он, – а я почитаю книгу.

– Книгу? – Я в изумлении смотрю на него: – Ты правда считаешь, что это удачная мысль?

– Лучше уж это, чем стоять и гадать, сможет ли этот дракон пробиться внутрь, – парирует он. – Если пробьется, то мы с этим разберемся. А если нет, то он наверняка будет возвращаться сюда снова и снова, пока ему это не удастся.

– И что это значит? Что нам не выжить?

– Думаю, это зависит от того, как быстро ты сможешь понять, что именно ты сделала, чтобы загнать нас сюда, чтобы исправить ситуацию.

– Я уже говорила тебе, что не знаю, как мы попали сюда. И, если бы я знала, как вызволить нас отсюда, поверь мне, мы бы уже были в Кэтмире.

– Поэтому я и сказал, что тебе надо разобраться, в чем дело, – говорит он, затем поворачивается ко мне спиной и идет к ближайшим книжным полкам.

Я думала, он просто пудрил мне мозги, когда заявил, что собирается почитать, но, похоже, когда Хадсон что-то говорит, он говорит всерьез. И я смотрю, как он осматривает три книжные полки, прежде чем выбрать новенький экземпляр «Постороннего» Альбера Камю. Затем он устраивается на ближайшем диване, поднимает ноги и начинает читать, пока разъяренный вопящий дракон продолжает кружить снаружи.

Что до меня, то я принимаюсь ходить взад и вперед, ожидая, когда эта тварь улетит. В самом деле, как я могу расслабиться, когда снаружи летает чудовище, намеренное прикончить меня?

Тем более что я уверена, другое чудовище – то, что находится внутри, – хочет того же.

Но в конце концов моя паника проходит. Мое сердце начинает биться медленнее, меня охватывает усталость, и у меня закрываются глаза. Выброс адреналина хорош, когда речь идет о спасении собственной жизни, но, когда он сходит на нет, это просто жесть.

Но, даже если я успокоилась, это вовсе не значит, что я готова заснуть, пока эта тварь кружит над нами, надеясь нас убить.

Ведомая отчаянием, я бросаюсь к ванной. Заперев дверь, я прислоняюсь к ней спиной и медленно сползаю на пол. Несмотря на все мои усилия держаться, я плачу.

Я плачу от ужаса, потому что понятия не имею, что тут происходит – и выйду ли я отсюда живой.

Я плачу от горя, потому что в эту минуту мне не хватает моих отца и мамы так остро, что я даже не представляла, что такое возможно. Мне не хватает Джексона, Мэйси и дяди Финна.

И, возможно, больше всего я плачу от обреченности, потому что мне еще никогда не было настолько ясно, что я уже не дома. Теперь это моя новая жизнь, и она всегда будет такой.