Шальная магия. Здесь - стр. 18
— Да кто знает, — поддерживал беседу, но не поддерживал идею Димка. – У нас много детей во дворе.
— И что? – расправляла плечи Люба, вставая на защиту своей идеи.
— А то, что кричат они много. И получится вовсе не тише, чем постоянный гул на улице.
И Люба от такого аргумента сникала. Потому что ведь и правда – малышня порой во дворе визжала, кричала и шумела погромче негустого потока машин по другую сторону дома.
В другой раз за чаем они обсуждали цвет стен: однотонный или с узорами? Если с узорам, то с крупными или мелкими? А если однотонные стены, то в голубой окрашивать или в бежевый?
А потом Семёныч, военный пенсионер, для которого Никита бегал в магазин и прачечную и которого Люба частенько угощала то пирожками, то блинами, а то и котлетами, пустил как-то пьяную слезу, растроганно шмыгнул распухшим носом характерного красно-сизого цвета и выдал: «Никитка же мне как внучок! Да я ему в завещании отпишу свою комнату!»
И даже сдержал свое слово, отписал.
Матвеевна в те поры тоже дала надежду на то, что мечта сбудется — в очередной раз крепко поссорилась с дочерью, и к ней зачастили дамы из соцопеки, которых она гнала и на которых жаловалась соседям, говоря, что уж лучше пусть помогает кто-то знакомый, намекая, видимо, на Любу, чем «эти вот свиристелки».
И идея большой квартиры обросла новыми подробностями, становясь ещё более реальной: Люба с Димкой уже обсуждали вопрос опеки над Матвеевной с тем, чтобы унаследовать и её комнату.
Когда-то Люба, юная невеста в белой фате, улыбаясь жениху, тоже молодому и счастливому, загадывала счастливое будущее: троих, а лучше пятерых детей, просторный дом, полный шума, детской возни и радости. Да только не получилось: не раз беременела, но снова и снова не решалась родить – то слишком молоды они с Димкой были, то мучило вечное безденежье, то опять же дом непросторный, да и вовсе не дом — две комнатки в коммуналке.
Не решалась, и с завистью смотрела на женщин, ведущую малыша и катившую коляску, или устало тащившую из детского сада пару разновозрастных упирающихся детсадовцев. А если на глаза поутру попадался недовольный мальчишка в школьной форме, ведущий в детский сад младшую сестренку, то и вовсе плакала, понимая, что свой шанс уже упустила. И с нетерпением ждала внуков, заранее готовясь к этому счастливому времени, хотя загадывать было рановато.
И то ли и правда сглазила, то ли ещё что, но с квартирой тогда не получилось. А потом… Потом уже и не нужно стало: рассыпались планы, разрушились мечты и жить в большой квартире было некому.
Опеку они так и не оформили. Да и к счастью, наверное. Дочь Матвеевны вряд ли отказалась бы от матери, а теперь, если заберет, то комната так и останется за старухой, и станет когда-нибудь наследством. А так бы пришлось судиться с Ириной, которой и так непросто ладить с вредной старухой: Матвеевна не подарок. Да все же стоило за неё порадоваться – хоть и понимала Ирина, чем обернётся для неё характер матери, но все же не забыла, не бросила слепую старуху, приехала и, наверное, всё-таки уговорит и заберёт мать, не оставит одну и позаботится о ней.
А вот у Любы никого нет, и когда она вот так же состарится, кто будет рядом?.. Не Димка же, чьи тихие шаги удалялись от её двери. Люба откинула голову назад, упираясь в прохладную стену затылком, потерла грудину. От таких мыслей в последнее время ныло и тянуло сердце. Поэтому – нет, не будет она об этом думать.