Сфумато - стр. 7
– Значит, деяния дяди-гинеколога в профессоре Преображенском не случайны.
– Думаю, да. Потому что в экранизации эпизода с четырнадцатилетней девочкой этого нет. Видно, КОЕ-КТО – образованный, эрудированный, с незаурядным умом и природным обаянием – разглядел себя в героях Михаил Афанасьевича и своим жезлом власти запретил «лишнее». Например, Луначарский, он очень не любил Булгакова.
Перекусив, Марина встала и пружинисто заходила по комнате.
– Я уверена, что у Луначарского было достаточно единомышленников в нелюбви к писателю. Вот! Читай! – Марина открыла страницу с пометками на полях.
«…С 1903 года я живу в этом доме. И вот в течение этого времени до марта 1917 года не было ни одного случая, чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала хоть одна пара калош. В марте 1917-го года (начало революционных настроений) в один день пропали все калоши, 3 палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование».
Стас грустно-иронически улыбался:
– Ах, калоши, калоши! Представляешь, как до революции жили… Открыл парадную: и тебе мраморная лестница… ковры… стойка с калошами… Зашёл, и сразу дома – в уюте и чистоте. А набежали Шариковы да Швондеры: калоши разворовали, ковры убрали и парадную досками забили, вход стал через «чёрный ход».
К тому времени эволюция Шарика так скаканула, что очеловечившийся пёс был одет в приличный костюм, брился и орошал себя мужским парфюмом, его водили в театр и в цирк, и трапезничал Шариков за одним столом с профессором.
Но в нём билось собачье сердце, и он не мог принять ни парадную, ни мраморную лестницу, ни ковры, ни калоши. Только вход через «чёрный ход» был ему по душе.
«Кому это нужно?» – спрашивает булгаковский Филипп Филиппович в своём монологе. Разворовывание калош. Грязными сапогами – по коврам мраморной лестницы. Наследили, нагадили и проложили себе дорогу через «чёрный ход».
– Ты знаешь, Стас, почему Булгаков своими мыслями проникает под корку даже сейчас? Прошло почти сто лет с появления «Собачьего сердца», а ты выйди к местам отдыха у природных рек, а там горы мусора. Спроси, КТО нагадил?
– А я знаю, кто. Тот, кто заинтересован в этом вращении вокруг оси. За любым раздражающим фактором последует расшатывание позиций. И в этом главная цель революционного переворота.
– Мраморная лестница была – мраморной! Лестницей на «ВЫ» её звали величали, и она была – «КЕМ!», а после 1917 года лестница «осеменилась» с революцией и стала «НИКЕМ». Калоши под замок, у входа – солдат, в наше время – охранник. Парадную забить, пусть чёрный ход пользуют!? Парадная – до 1917 года, апослЯ только с ЗАДУ, через чёрный проход.
– Ну нельзя же ко всем внедриться в гипофиз. Гипофиз определяет облик человека. А до «мраморной лестницы» дорасти нужно. Сознанием дорасти! А сознание «революции» пока мечется между калошами да кальсонами в вышитых кошечках.
В подъезде-то только один Филипп Филиппович и остался. Во какая революционная пропорция. А пролетариатцы-то и не видят: мраморная ли ЭТА лестница АЛИ КАКА ДРУГА.
И на страницах Булгакова появляется Шариков вместе со Швондером, они войдут в историю как имена нарицательные, определяя наследие бездарных и бездумных.