Сфумато - стр. 6
Но Марина рогом упёрлась в свою позицию, как матадор на корриде.
– Михаил Афанасьевич создал образ Шарика, чтобы вскрыть пробоины истины. Шарик – бездомный пёс. Но именно он увидел, как важные посетители своими пороками «наследили» в чистой квартире профессора. Автор смывает лоск элиты и обнажает их истинность и безнравственность поступков.
Стас погрузился в состояние Марины:
– И приближенный член ЧЛЕНСТВА сформированного правительства 1917 года привел четырнадцатилетнюю девочку для осуществления преступных деяний.
После увенчавшейся успехом договорённости по операции четырнадцатилетней девочке важный ЧЛЕН поблагодарит профессора, выйдет, поправляя галстук да шляпу, вытянется, выпрямится и с призывом в глазах «Мы наш, мы новый мир построим!» направится к просторам своей наркомовской власти. НАРКОМ и НАРКОМания имеют один корень. Корень зависимости власти и величия, возбуждённости и восторженности, с горькой приправой постоянного страха и опасности. И этот однокоренной член залезет в свой революционный кокон и примется орошать «рабочих и рабов» наркотическими возгласами: «Грабь награбленное!» Ведь так нас учил Карл Маркс: «Экспроприация экспроприаторов!» В переводе: идите убивайте! Что найдёте, забирайте!
Марина не могла сдержать своё возбуждение и продолжала:
– Стас! А как тонко заложена гениальность сюжета в монологах Шарика. Ну что пёс! Что с него взять? Это же бездомная потеряшка. «Шляйка поджарая», как пишет автор.
А после того как псу врезали кипятком, он стал жгуче плакаться себе в жилетку, извергая всю гущу своего откровения. Шарик никого не пропустил. Ни повара: «…повар… Какая гадина, а еще пролетарий! … Жадная тварь. … поперек себя шире. Вор с медной мордой…» Ни дворника: «Дворники из всех пролетариев – наигнуснейшая мразь, низшая категория, человечьи очистки…» Эта порицательная хула извергалась от собаки, шлявшейся по помойкам и жаждавшей подачек.
Но свершилось чудо! Профессор Преображенский подобрал эту шляйку и при помощи своего помощника, доктора Борменталя, произвёл сенсационную операцию. Профессор внедрился в мозги собаки и заменил гипофиз бездомного пса на гипофиз человека.
И начался процесс очеловечивания: хвост отвалился, задние лапы вытянулись, шерсть отваливалась клочьями. От облика собаки ничего не осталось. Шарик стал извергать звуки, совсем не схожие с лаем, а потом заговорил. Бездомный пёс Шарик очеловечился и превратился в Шарикова.
Марина со Стасом вошли в раж и наперебой цитировали Булгакова.
И когда в несчастной судьбе пса возникает профессор Преображенский, с вожделеющим запахом колбасы, пёс оценивает вид приближающего господина: «Этот тухлой солонины лопать не станет…»
Стас уже давно согласился с убеждениями Марины, но напоминание о колбасе разыграло вкусовые рецепторы, и он перевёл тему:
– Ты знаешь, а я тоже бы не против колбаски. Давай по бутербродику?
– Давай! – с радостью поддержала Марина, вспомнив, что она, как приехала домой, ещё не ела.
И, распевая «От Севильи до Гренады… В тихом сумраке ночей», она принялась готовить бутерброды.
– Эти напевы от Филиппа Филипповича? – спросил Стас.
– Да. Они взяты из жизни и по образу дяди Булгакова по материнской линии – Покровского Николая Михайловича, врача-гинеколога. Дядя практиковал дома и имел такие же роскошные апартаменты, тот же роскошный лазоревый халат и такие же красные сафьяновые туфли, как упомянуто в повести. Жил на Пречистенке и напевал: «