Сезам - стр. 16

И вот после года работы в школе я приехал в Минск прогуляться. Все-таки меня тянуло в город, в котором прошли студенческие годы. Да и девушки там остались не самые худшие. Правда, вдруг выяснилось, что им было далеко до старшеклассниц из моей школы.

И на Ленинском проспекте в Минске я встретил своего однокурсника Валеру.

– У нас объявили конкурс на младшего научного сотрудника в сектор современного белорусского языка, – сказал Валера. – Не хочешь подать документы?

– Но я ведь русист, – хмыкнул я.

– Зато в штанах, – тоже хмыкнул Валера. – Парни в языкознании нужны не меньше, чем физруки в школе.

Я подал документы и неожиданно прошел по конкурсу.

– А из школы вас отпустят? – спросил директор института. – Вам ведь три года надо отработать по направлению.

– Два, – поправил я его. – Попытаюсь договориться в роно.

– В академию? – поморщился заведующий, мельком взглянув на письмо, которое я привез из института. – И что ты там забыл? Какая у них зарплата?

– Рублей сто, – сказал я.

– А здесь двести. Подумай.

– Да уж подумал, – крякнул я.

– Не приехал бы дипломированный физрук, ни за что не отпустил бы, – вздохнул заведующий. – А так поезжай.

И он что-то нацарапал ручкой на письме.

– Жалеть будешь, – сказал он мне вдогонку.

Однако о содеянном я пожалел лет через двадцать, не раньше.

Заведующим моим сектором был Петр Васильевич Ващило. Мы работали над словарем Якуба Коласа. А Колас, или дядька Якуб, во-первых, был народным поэтом Белоруссии, а во-вторых, вице-президентом Академии наук, иными словами – «наше все».

Группа научных сотрудников, корпевшая над словарем, сидела в мемориальном кабинете Якуба Коласа. Он был настолько велик, что легко помещались не только рабочий стол и два черных кожаных кресла классика, но и полдесятка наших столов.

О сотрудниках нужно сказать отдельно. Это был лучший из цветников, в которых мне доводилось когда-либо бывать. Он состоял из полутора десятка хорошеньких девиц от двадцати до тридцати лет, разных размеров и масти. Высокие, маленькие, худенькие и не очень блондинки и брюнетки расписывали карточки из собрания сочинений классика. Кто-то из них уходил в декрет, другие выходили из него, эта сдавала сессию, та ее заваливала, – происходил непрерывный оборот девиц в секторе, похожий на кругооборот воды в природе. Пяти столов на них всех вполне хватало.

Я был здесь единственным парнем, и Петр Васильевич назначил меня старшим.

– Неформально, конечно, – сказал он.

Я пожал плечами.

Все мы получали одинаковую зарплату, и кто из нас старше, а кто младше, не имело значения.

Сам Петр Васильевич был действительным членом Академии наук, академиком-секретарем отделения общественных наук, ну и заведующим сектором. Его зарплата, как поговаривали, уходила далеко за тысячу.

– Девчата не обижают? – спросил Петр Васильевич.

Я снова пожал плечами. Все окружающие меня розы были с шипами, но разве шипов боятся в этом возрасте?

– Пойдем, выйдем, – кивнул на дверь Петр Васильевич.

Я понял, что сам он своего цветника побаивается.

– Значит, так, – сказал Петр Васильевич, – я квартиру получил.

Я с некоторым удивлением посмотрел на него. О том, что Ващило получил квартиру в элитном доме, который в Минске называли «долларом», знали не только сотрудники Академии, но и вся интеллигенция города. Новость живо обсуждали в редакциях, издательствах, институтах и прочих богоугодных заведениях.