Сейчас самое время - стр. 11
Наверно, нужно смотреть на вещи трезво. Я вычеркиваю шоколадные яйца и вписываю «Шоколадный Санта-Клаус в красной с золотом фольге с колокольчиком на шее». Это, пожалуй, я ещё съем. До Рождества сто тринадцать дней.
Перевернув листок, я пишу: «Тесса Скотт». Славное имя в три слога, как любит повторять папа. Если мне удастся написать своё имя на бумажке больше пятидесяти раз, всё будет хорошо. Я пишу мелкими-мелкими буквами, как если бы я была зубной феей и отвечала на детское письмо. Побаливает запястье. Чайник свистит. На кухне клубится пар.
Пять
Иногда по воскресеньям папа отвозит нас с Кэлом в гости к маме. Мы поднимаемся на лифте на девятый этаж. Тут мама обычно открывает дверь, произносит «О, привет!» и оглядывает нас троих. Папа некоторое время топчется на лестнице, и они перебрасываются парой слов.
Но сегодня едва мама открывает дверь, как папа разворачивается и идёт к лифту – настолько ему не терпится от меня отделаться.
– Смотри за ней в оба, – говорит он, указывая на меня пальцем. – Ей нельзя доверять.
Мама смеётся:
– Что же она такое натворила?
Кэла так и разбирает.
– Папа запретил ей идти в клуб.
– А… – протянула мама, – это так похоже на твоего отца.
– Но она всё равно пошла. Только-только домой вернулась. Её всю ночь не было.
Мама нежно улыбается мне:
– Ты познакомилась с парнем?
– Нет.
– Познакомилась, я же вижу. И как его зовут?
– Ни с кем я не знакомилась!
Папа в ярости.
– Это так на тебя похоже, – заявляет он. – Чёрт побери, в этом вся ты. Я так и знал, что от тебя помощи не дождёшься.
– Да ладно тебе, – говорит мама. – Ведь ей от этого хуже не стало, разве нет?
– Ты посмотри на неё. Она едва стоит на ногах.
Все трое уставились на меня. Терпеть это не могу. Мне тоскливо, холодно, и живот болит. Ноет не переставая с тех пор, как мы с Джейком занимались сексом. Я не знала, что так будет.
– Вернусь в четыре, – бросает папа, входя в лифт. – Она почти две недели отказывается сделать анализ крови, так что позвони мне, если что-то изменится. Справишься?
– Да, конечно, не волнуйся. – Мама наклоняется и целует меня в лоб. – Я за ней присмотрю.
Мы с Кэлом садимся за стол на кухне, а мама ставит чайник, отыскивает среди стоящей в раковине посуды три чашки и ополаскивает их под краном. Достаёт из шкафчика пакетики с чаем, из холодильника – молоко, нюхает его, выкладывает на блюдо печенье.
Я тут же засовываю в рот бурбонскую печенинку. Очень вкусно. Дешёвый шоколад – сахар моментально поступает в кровь, в мозг.
– Я вам рассказывала про своего первого парня? – спрашивает мама, поставив чай на стол. – Его звали Кевин, он работал в часовой мастерской. Мне безумно нравилось, как он сидел, такой сосредоточенный, со стеклышком на глазу.
Кэл берёт ещё одно печенье:
– Мам, а сколько всего у тебя было парней?
Она смеётся, откидывает длинные волосы за плечо:
– Нескромный вопрос.
– А папа был лучше всех?
– Ах, ваш отец! – восклицает мама и театрально хватается за сердце, отчего Кэл покатывается со смеху.
Однажды я спросила у мамы, почему у них с папой не сложилось. Она ответила:
– Он самый трезвомыслящий человек, которого я когда-либо знала.
Когда она его бросила, мне было двенадцать. Какое-то время она присылала открытки из мест, о которых я никогда не слышала, – из Скегнесса, Гримсби, Халла. На одной из них была фотография гостиницы. «Здесь я теперь работаю, – писала мама. – Я помогаю кондитеру и очень поправилась!»