Северная Корея изнутри. Черный рынок, мода, лагеря, диссиденты и перебежчики - стр. 12

Результатом стал жестокий голод, терзавший Северную Корею между 1994 и 1998 годами. Он унес жизни от 200 000 до трех миллионов северных корейцев[3]. Официальный северокорейский эвфемизм для этой трагедии – «Трудный марш» – отсылает к легендарной военной кампании под руководством самого Ким Ир Сена, бывшего тогда еще молодым партизанским командиром. Грустной иронией выглядит то, что главный провал северокорейского государства – тот, что фактически знаменовал крах социалистической экономической системы, «марш» к которой когда-то возглавил Ким Ир Сен, – теперь рядится в одеяния славного прошлого.

Урон, понесенный страной, был ужасающим. Хуже всего пришлось населению сельских районов, но массовых смертей от недоедания не избежали и горожане. Правительство бросило людей на произвол судьбы, каждый теперь был сам за себя в поисках пропитания. Даже профессуре престижных пхеньянских университетов в борьбе за выживание пришлось обратиться к презренной торгашеской деятельности[4]. Некоторые вместе с женами торговали дешевой похлебкой из муки и воды у вокзалов и учебных заведений, где всегда было многолюдно. Другие семьи, из несколько менее элитных кругов, опустились до продажи домашней утвари на стихийно возникших барахолках.

Так голод посеял первые семена рыночной экономики в Северной Корее. Сегодня только самая верхушка КНДР может рассчитывать на то, что им удастся жить на гособеспечении[5]. Подобно университетским профессорам, которые ради выживания превратились в уличных торговцев, большинство северян сегодня научились вести двойную экономическую жизнь, сводя, таким образом, концы с концами. Эти перемены, вызванные трагической необходимостью, оказали значительное влияние на повседневную жизнь обычных людей, сделав ее гораздо менее тяжелой.

Голод, что немаловажно, побудил женщин в Северной Корее стремиться к чему-то большему, нежели традиционная роль домохозяйки. Многие стали настоящими кормилицами, добывая пропитание для всей семьи. Именно женщины в основном торгуют на рынках, продают пищу, занимаются мелкими экспортно-импортными операциями или сдают дома в почасовую аренду любвеобильным парочкам. Все это, в свою очередь, немедленно отражается на положении женщин в обществе, включая даже количество разводов, которых стало много больше в последние годы. Традиционно северяне считались более маскулинным обществом, чем южане[6], и даже после утверждения в КНДР северокорейской версии коммунизма – теоретически постулирующего равенство полов – женщина на Севере почти всегда оставалась чьей-то дочерью, женой или матерью. Сегодня же она получила что-то вроде независимости. В прошлом женщины крайне редко использовали просторечный панмаль в общении с мужчинами (корейский язык достаточно жестко стратифицирован по уровням вежливости, и пренебрежение нормами речевого этикета – серьезное оскорбление. – Прим. пер.), несмотря на то что те часто прибегали к панмаль, обращаясь к женщинам; сегодня это уже перестало быть безусловной языковой нормой.

Правительство КНДР находится с новым экономическим укладом в сложных и запутанных отношениях. Искоренение капитализма в Северной Корее резко увеличило бы вероятность нового голода – с учетом упадка командно-административной системы управления и гособеспечения рыночную экономику сейчас просто нечем заменить. Более того, многие в правящих кругах сегодня используют частную торговлю для личного обогащения, о чем мы поговорим чуть позже в этой главе. Попытка же провести полномасштабные рыночные реформы способна вызвать социальные и экономические потрясения такого масштаба, который поставит под угрозу сохранность нынешней власти как таковой. Разумеется, среди государственных деятелей КНДР существуют и сторонники реформ, но власть в целом испытывает естественный страх перед переменами. Для многих членов северокорейской элиты полная либерализация экономики означает сомнительную перспективу сменить свое привилегированное положение на тюрьму, смерть или, что звучит гораздо прозаичнее, на не самую завидную участь таксиста в Сеуле