Сестры печали - стр. 41
Внутренний цензор от перегруза отключается, в уши вливается нефильтрованная кака. Я люблю русскую речь во всех ее проявлениях, но мат уважаю строго по делу, а не в качестве соединительных связок, междометий и смысловых переходов. Здесь же с матом явно перебарщивают, как дети малые, дорвавшиеся до свободы и безнаказанности.
Переглядываемся с Сулюком. Мне плевать на его неадекватное мнение, но сейчас нужна поддержка, необходимо обсудить и принять непростое решение:
– Ты доверяешь этим отмороженным погранцам?
Маркиз серьезен до крайности:
– Как можно доверять отморозкам? Другое дело, что выбора у нас нет, свернем с Фарватера и огребем по полной!
Опять чертов фарватер. Достали непонятки. Но Сумасшедший Люк в коем-то веке рассуждает здраво, наш путь проходит через заставу и, значит, придется договариваться.
– Бронька, но-о! Пошла, милая, – со всей дури треплю Зверя по холке. – Побеседуем со сквернословами.
Мутант моих тщедушных тычков, ясно дело, не ощущает, с его-то повышенной толстокожестью, однако неожиданно подчиняется и величаво трогается с места. Идет спокойно, чуть ли не грациозно (хочу обернуться и проверить, не вихляет ли наше транспортное средство массивным задом, но мы уже на повороте, не стоит отвлекаться, когда тебе в лицо смотрит еще не остывший пулемет), будем считать, что ран серьезных нет. Иначе бы не выделывалась.
Пока приближаемся к земляному валу (а сердце-то как хреначит в груди! вот-вот проломит ребра и укатится, как колобок), внимательно рассматриваю укрепление и вооруженных людей на защищенном мешками с песком гребне. Что-то мне отчаянно не нравится, есть какая-то лютая неправильность в этой «фортификации».
– Вы точно люди? – кажется, замечаю человека с мегафоном, он прячется за мешками, наружу торчит лишь раструб прибора.
– Точно-точно, – кричать даже не думаю. И расстояние велико, и ветер дует в нашу сторону, унося слова к покинутому Екатеринбургу. Просто поднимаю руку в знак согласия. Лишь бы мой жест не приняли за «зигу», фашистов никто не любит, даже отморозки.
– А что за херня с вами? – мегафон тычет в направлении Зверя. Невольно ухмыляюсь, судя по размерам «херни» – это мы с ней, а не она с нами.
Интересно, как дать ответ на этот вопрос при помощи жестов и прочей доступной пантомимы?
– Подъезжайте ближе, не бойтесь, – человек-рупор догадывается о моих затруднениях и невеликих талантах мима. Вот только почему эта сволочь до сих пор прячется, а нас зазывает на расстояние прицельного выстрела? Ох уж мне это погранцовое лукавство!
– Здравствуйте, люди добрые! – я лучше порву голосовые связки, чем приближусь хоть на метр к наставленному на нас пулемету.
– Не слышу!
Вот сука редкостная.
Теперь точно никакого выбора не остается. Пулемет и несколько автоматов, что так настойчиво буравят нас своими надменными, презрительными взглядами, еще далеко, но каждый шаг навстречу смерти (пусть только возможной) дается невероятно тяжело. Маркиз сопит в спину, длинным, худым носом гоняя воздух без всякого смысла. Хоть бы сказал чего-нибудь, подбодрил или, наоборот, остановил, так нет, молчит калека, дышит только, как паровоз. Воочию представляю вздымающуюся на моей спине химзу, растревоженную мощными воздушными потоками, которые вырываются из раздувшихся ноздрей психованного попутчика. Борей, блин, бог северного ветра. Или не северного?