Сестры Ингерд - стр. 10
Я не хотела этого видеть, я не хотела это запоминать, я просто хотела остаться одна…
Машинально развернувшись, я, как раненый зверь, тащилась по дорожке назад, в темноту и тепло машины. Мне хотелось спрятаться от всех, никому не показывать, как мне больно и тошно. Спрятаться от всего увиденного, зализать раны…
Михаил же, напротив, громко, не стесняясь, барабанил в дверь и что-то требовал. У соседних коттеджей стали оживать голоса собак, и я захлопнула дверь машины, отсекая себя от звуков. Мыслей не было никаких совершенно, навалилась дикая апатия. Мне казалось, что я не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Не знаю, сколько времени прошло и что там было в доме. Новенький форд Михаила надежно глушил все звуки с улицы.
Водительская дверь внезапно распахнулась, и Анжелка шлепнулась на сидение в том самом своем пеньюарчике, сейчас промокшем насквозь. Мотор взревел, машина несколько раз дернулась, неуклюже развернулась и рванула по мокрому асфальту.
Меня сестра заметила не сразу. Только выскочив из поселка, она подняла глаза в зеркало и встретилась со мной взглядом. Длинно нецензурно выругалась и спросила:
-- Ну что таращишься?! А чего ты хотела?! Думаешь, он был с тобой от неземной любви, что ли? Ты просто бесплатная обслуга!
Ответить я ничего не успела. Оторвав взгляд от зеркала, Анжелка странно завизжала. Даже сквозь стекла форда было слышно визг шин по асфальту. Глаза резануло ярким слепящим светом встречных фар. Очень близких… страшно близких…
А потом резкая боль ворвалась в мое тело…
Сила ее была такова, что сознание начало меркнуть. И даже летящие в меня осколки стекла как будто застыли в воздухе, так и не коснувшись моей кожи.
5. Глава 5
Я пришла в себя оттого, что зуб на зуб не попадал, и тело трясло крупной дрожью. Сильно болела голова, ощущались слабость и тошнота. Дымом пахло так, как будто я держу голову с подветренной стороны костра. Я вяло завозилась, одновременно пытаясь встать, открыть глаза и понять, что именно говорят люди вокруг. Глаза я открыла, но увиденное заставило меня со стоном улечься вновь.
Тесная деревянная комнатенка, крошечное узкое окно открыто нараспашку. Оттуда густыми клубами пара врывается ледяной воздух и падают лучи холодного зимнего солнца. Две женщины в какой-то невразумительной, многослойной и длинной одежде бормочут странную ерунду:
-- Ишь, в себя приходит …
-- Дак и слава Богу! Я уж думала, совсем угорели…
А самое необычное то, что рядом со мной “валетом” лежит еще кто-то. Кто-то, кто очень знакомым Анжелкиным голосом нудит:
-- Я еще пить хочу! Дай мне кружку, а эта подождет! – думаю, под словом «эта» подразумевали меня.
Я снова попыталась открыть глаза и понять, что происходит. Изображение плыло и двоилось. Одна из женщин, обхватив меня за плечи, начала вливать в горло какой-то противный чай, приговаривая:
-- Оно завсегда от угару помогает. Пейте, барышня, пейте.
Девица, лежащая со мной в одной постели, весьма ощутимо пихнула меня ногой и злобно заявила:
-- Да не сдохнет же она! Пить мне еще подайте!
Глаза закрывались сами собой. Женщина помогла мне лечь, и я просто внимательно слушала, пытаясь понять, где я нахожусь? Место было мне совершенно незнакомо. На лоб легла какая-то странная штука. Я испуганно вздрогнула и, приоткрыв глаза, не сразу сообразила, что это обыкновенный капустный лист. Женщина, которая положила мне эту пакость на лицо, легонько хлопнула меня по руке, как бы объясняя, что снимать лист не нужно, и сказала: