Сестры - стр. 33
– Смотри, овчарка! – остановилась Ира. – Впереди, пересекая дорогу, в темноте быстро скользили легкие тени одинаково больших собак, идущих гуськом к лесу.
«Волки! – испугалась Мария и застыла на месте. – Где им, овчаркам, здесь взяться? Целая стая!»
– А, может быть, это волки? – повернулась к ней Ира.
– Что ты, собаки деревенские, трусиха! – успокоила ее Мария, а у самой не то от страха, не то от холода затряслась челюсть, и она никак не могла сдержать дрожь. Стая скрылась в темноте. Но сил идти быстрее уже не было. Еле доплелись до крайней хаты.
Постучали в заледенелое окно. Залаяла собака, ее лай подхватили другие, целый хор повис над деревней. Вот заливается звонко, как колокольчик, какая-то маленькая звонкоголосая собачонка, ей солидно вторит басом, бухает большой пес. Звякнула щеколда, завизжала калитка. На голове старухи накинута старая шубенка.
– Вам кого, девчата?
– Пустите переночевать. Из города мы, вещи пришли менять.
– Заходите, – она пропустила их перед собой.
В маленькой избе жарко натоплено. На столе слабо светила керосиновая лампа с закопченным стеклом. Фитиль, из экономии, прикручен. Одну четверть избы занимала русская печь, на ней торчали косматые головенки ребят: мал малого меньше. С полатей с любопытством свесили головы еще четыре девчонки постарше. Когда женщина сняла шубейку, поправила белый в мелкий синий горошек платок, оказалось, что она не так уж и стара, лет сорока восьми. Худая, высокая, жилистая, словно деревянная. Двигалась на длинных ногах, как на шарнирах. Молча открыла подпол, достала оттуда неполную крынку молока. Вынула из чугуна оставшуюся от ужина картошку в «мундирах». Подвинула к ним соль.
– Ешьте, чем богаты, тем и рады, – сказала приветливо. – Хлеба нет, не обессудьте.
Утром Мария на свои пожитки наменяла четыре ведра картошки.
– Как донесем, чтоб не замерзла в такой мороз? Целый день идти.
– Что же вы ничего с собой не взяли? Эх вы, дети, бестолковые дети. И мне дать вам нечего! – сокрушалась хозяйка.
– Давай, Марийка, пополам поделим и насыплем за пазуху!
Завязали туго рубашонки у пояса, насыпали картошку через ворот, прямо к голому телу.
– Ничего, в бане отмоемся, – утешала Ирка, лязгая зубами от холодной картошки. Еле натянули платьишки. Стояли посреди хаты круглые, бугристые, смеялись, глядя друг на друга. Застегнуть пальто помогла хозяйка.
Обратно повезло: только отошли от деревни, их догнал старик, ехавший в санях на пегой старой кобыле с отвисшей губой в куржаке. Остановился.
– Вам, девки, куда?
– В город, дедушка, – обрадовались девчата.
Посмотрел: одежонка плохонькая. Снял тулуп, бросил в сани, посадил их в него, закрыл с головой. Сам остался в одном рваном полушубке. Не сходятся полы тулупа у девчонок, сидят торчком, согнуться мешает картошка. Держатся друг за друга, хохочут. Всё равно теплее. Прикрывает тулуп от холодного потока воздуха, бьющего в спину. Разговорились, старик оказался председателем колхоза. Тоже едет в город.
Дома Мария разделила картошку по три штуки на день, верхушки срезала для посадки весной. Первые дни очень хотелось есть, потом голод притупился, только голова кружилась, да ноги, как ватные, уставали моментально. Противная слабость разлилась по всему телу. Пройдет десять-пятнадцать шагов и задохнется, зеленые круги плывут перед глазами.