Сестрица - стр. 31
Сестры были погодками и внешне очень походили друг на друга: медно-рыжие, лобастые, с веснушчатым носом и глазами цвета крепкого кофе. При этом Тави была выше и тоньше в кости, а Изабель отличалась более крепким сложением. Характерами они разнились куда сильнее. Тави была отстраненной и сдержанной, Изабель – совсем наоборот.
Раскладывая на тарелке ломтики ветчины, яблока, хлеба и сыра, чтобы отнести их наверх, в спальню матери, Изабель ломала голову над тем, как разговорить сестру.
– Что ты читаешь, Тав? – поинтересовалась она.
– «Краткую книгу восполнения и противопоставления» персидского ученого Аль-Хорезми, – не поднимая головы, ответила Тави.
– То-то я вижу, увлекательное чтение – не оторваться, – поддразнила ее Изабель. – А кто такой этот Аль-Хорезми?
– Отец алгебры, – ответила Тави, оторвавшись наконец от страницы. – Хотя многие полагают, что на это же звание мог претендовать и греческий математик Диофант.
– Забавное слово – «алгебра». Тебе так не кажется? – ляпнула Изабель наугад, лишь бы не дать Тави снова уйти в молчание.
Тави улыбнулась:
– Арабское. «Аль-джабар» по-арабски значит «воссоединение разделенных частей». Аль-Хорезми верил, что разделенное всегда можно соединить, главное – правильно составить уравнение. – Ее улыбка слегка померкла. – Если бы это было верно и для людей…
Она хотела что-то добавить, но ее прервал пронзительный окрик, прозвучавший со стороны двери:
– Изабель! Октавия! Почему вы еще не одеты? Мы опаздываем на бал!
В кухню шагнула Маман, неодобрительно поджав губы. Она была в атласном платье цвета зимнего неба, в плохо причесанных волосах торчало белое страусиное перо. Бледное лицо; глаза, сверкающие лихорадочным блеском. Руки, как две голубки, порхали по телу – то поправляли волосы, то принимались теребить нитку жемчуга на шее.
При виде ее сердце Изабель упало – после отъезда Эллы мать так и не пришла в себя. Иногда к ней возвращались решительность и властность. А временами, вот как сейчас, на нее находило. Она полностью погружалась в прошлое. Собиралась то на званый ужин, то на бал, а то и во дворец.
– Маман, вы перепутали день, – сказала наконец Изабель и постаралась улыбнуться как можно увереннее.
– Не глупи. Вот приглашение.
Маман протянула ей карточку из слоновой кости, пожелтевшую, с погнутыми уголками.
Изабель сразу ее узнала; эту карточку они получили много месяцев назад.
– Да, верно, – весело сказала она. – Но, видите ли, Маман, этот бал уже давно прошел.
Мать уставилась на строчки, вырезанные на кусочке слоновой кости.
– Да… я забыла взглянуть на дату… – сказала она тихо.
– Идемте. Я помогу вам снять платье. А потом вы наденете удобную ночную сорочку и ляжете.
– А может быть, это ты путаешься в датах, Изабель? – спросила ее мать; тиранические нотки в ее голосе сменились робкими.
– Нет. Я все помню точно. Возвращайтесь к себе. А я принесу ужин, – уговаривала ее девушка, положив ладонь ей на локоть.
Но мать, вдруг снова взбеленившись, стряхнула ее руку.
– Октавия, немедленно положи книгу! – воскликнула она. – Этими цифрами ты только глаза себе испортишь. – Она стремительно прошла через кухню и вырвала у Тави книгу. – Честное слово! По-твоему, мужчины только и думают: «О, как бы мне повстречать девушку, которая умеет вычислять Х?» Лучше пойди и оденься. Нельзя заставлять графиню ждать!