Сестрица Алёнушка - стр. 23
– Помним, – за двоих подтвердила Алёна. Приврала, конечно.
– Видать, кто-то из деревенских проболтался. Народ-то всякий был, были и те, кто с немцами близко сошёлся. Ну, маму в бункер и забрали. И бабушка помешать не смогла, да и верила она в силу, что та в обиду дочь не даст. Много у берегинь секретов.
Бабушка замолчала, задумалась.
– Что с ней сделали? – Алёна прервала затянувшуюся паузу.
– Она вы-ы-ы-жила? – испуганно проблеял Иван.
– Ну раз я родилась, значит, выжила, – засмеялась бабушка. – Я уж много позже войны-то родилась. Хоть понимаю, для тебя всё это древность. Когда немцы драпали, спасаясь от красной армии, он все бумаги, документы, плёнки какие-то из бункера вывезли. Грузовиками возили, столько всего накопилось. А всех, кого в бункере в плену держали, уничтожить, расстрелять хотели. С собой везти не могли, не до того им было, а свидетелей оставлять побоялись. Вывели всех из бункера, и к оврагу, к Волчьему Яру, повели на расстрел. Только мама глаза фашистам отвела, и все дети смогли сбежать, уберегла она их, а вот взрослых спасти не вышло.
– А амулет? – напомнила Алёна.
– Маму прямо с улицы забрали, привезли и в камеру закрыли. Ну, может, не камера, а комната просто под замком и с голыми стенами. Из всей мебели только кровать, да ведро вместо туалета. Мама почти ничего не рассказывала, вспоминать не хотела. Амулет на шее висел на шнурке, а сразу их никто не обыскивал. Она тотчас сообразила, что амулет надо прятать, иначе отберут.
– Куда же в пустой камере спрячешь-то?
– Пришлось соображать быстро. А кровати стояли настоящие, не сколоченные нары, видать, от прежних владельцев бункера остались. Знаете, железные такие кровати, с сеткой, на которую матрас кладут. Сейчас редко такие увидишь. И спинки железные из трубок и блестящими шариками сверху. Открутила такой шарик на спинке и амулет туда засунула. В одну из ножек кровати.
– Здо-о-о-рово догада-а-а-алась! – обрадовался Иван.
– Да, здорово. Только забрать не успела. Она же не знала, что их на расстрел повели, их каждый день на всякие эксперименты водили. До сих пор амулет там, внутри ножки кровати спрятан, в комнате триста тринадцать.
– А дальше что было?
– Когда красная армия пришла, сунулись они в бункер, да что-то не пошло у них. Вроде даже погиб кто-то из сапёров. Командир решил людьми больше не рисковать, велел вход подорвать, чтобы никто туда не шастал. Мальчишки в моё время пытались залезть. Проход внутрь там остался, да только никто далеко не ушёл, возвращались быстро. Страшно там, говорят.
– Так может… – начала Алёна.
– Даже не думай! – тут же прервала её бабушка. Отчитала строго: – Вижу, что ты замыслила. Взрослые дядьки-сапёры не справились, а ты хочешь голову тигру в пасть сунуть. Всё равно не знаем, как Нину плакать заставить. Что ты её пытать будешь? Так что обойдёмся без амулета, найдём другой способ. Я тоже не лыком шита, кое-что умею. Но вот что странно, если для спасительного зелья слёзы ведьмы нужны, наверняка для оборотного зелья тоже слёзы нужны.
– Тоже ведьмы?
– А вот и нет, слёзы кровного родственника того, против кого зелье готовишь. Да ещё не любого, а не дальше, чем два поколения. Вот я бы для вас подошла, а моя мама уже нет. Но как Нина могла мои слёзы заполучить, или слёзы ваших родителей? Ума не приложу. У меня, когда сердце прихватило накануне, слёзы из глаз так и полились. Но Нины рядом не было. Одна я была дома, точно говорю.