Сестрица Алёнушка - стр. 22
– Так, что там со слезами ведьмы?
– Да ничего, вряд ли у тебя получится их собрать. Придётся другой путь искать. Вот если бы я один амулет от мамы в наследство получила, тогда ещё шанс был бы. Но на нет и суда нет.
– А что за амулет?
– Семейная реликвия была, – тяжко вздохнула бабушка. – Дальний предок наш для своей жены делал, со всею любовью мастерил, вот и вышла уникальная вещь, для берегини весьма полезная. И кроме всяких защитных свойств мог он слёзы собирать. Такое чудесное свойство. Если кто-то в пределах трёх метров слёзы лил, то все они внутри амулета скапливались. А слёзы сильный реагент: больного вылечить, или, скажем, душевную боль унять – всегда слёзы нужны. А напрямую попросить не всегда можно. Мама моя от своей мамы получила его, когда ей пятнадцать лет исполнилось, как тебе сейчас, Алёнушка.
– И куда же он делся потом? – недоверчиво спросила Алёна. – Неужто потеряла?
– Ну что-ты! Пуще глаза берегла. Но время-то было злое, несчастное. Непростая история там вышла.
– Расскажи-и-и-и, – подал голос Иван.
– Да, бабуль, расскажи, – взмолилась Алёна.
– А не устали? Не замучила вас бабка стариковскими разговорами? Час-то поздний.
– Нет, нет, давай рассказывай. Ты про прабабушку ничего никогда не рассказывала, а нам же интересно.
– Ну, смотрите. Остановите, если что. Странное там дело такое случилось, я сама долго не могла поверить. У нас на север от деревни, в сторону Волчьего яра, в километре примерно есть старый бункер. Глубокий бункер, огромный. Для чего его строили, и что там было раньше, я, по правде сказать, и не знаю. Но когда в сорок первом деревню фашисты захватили, они этот бункер быстро отыскали и под свои нужды приспособили. И ладно бы для обороны или под склад там использовали, но они какие-то жуткие эксперименты там проводили.
– Что за эксперименты? – не поняла Алёна, от бабушкиного рассказа у неё по спине поползли мурашки.
– Над людьми. Исследовали необычные способности, очень интересовала фашистов эта тема. И в основном туда детей сгоняли. С разных мест свозили, издалека. Мрачные дела творились. Война, немцы местных за людей-то не считали. Что на их извращённый ум придёт, то и творили, и никакой защиты от них не было.
– Мы по ист-о-о-ории проходи-и-и-или, – поддакнул Иван.
– По истории, – повторила бабушка, и голос её показался Алёне очень усталым. – Из нашей деревни, из нашего Светлого Полесья почти всех мужчин на войну забрали. Дед мой на фронт ушёл сразу же добровольцем, да так и не вернулся потом. А Бабушка вместе с мамой уехать не успели. Уж больно немцы наступали быстро. Ну, каких-то особых зверств в деревне не совершали, бог миловал. Деревенских наших почти не трогали. Евреев у нас не было, коммунисты все на фронт подались. Председателя колхоза правда расстреляли сразу, а так, кто не лез на рожон, те тихонечко существовали. Так мама мне рассказывала, ей тогда шестнадцать как раз исполнилось. Бабуля-то моя была опытной берегиней, умело скрывала свои способности, а мама молодая слишком, не сдержалась. И знали в деревне-то, что она девица непростая. Кто побаивался, а кто за помощью бегал: лечила за милую душу, лучше любых докторов. Зато если кто маленьких обижал, или жену пьяный лупил, так лучше на глаза Маше было не попадаться. Марией маму мою, прабабушку вашу, звали, ну вы же помните.