Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока - стр. 7
Коньком Зинаиды Леонтьевны было исполнение арий из опер и оперетт, начиная от «Принцессы цирка» и заканчивая «Мадам Баттерфляй». В доме всегда звучали оперные пластинки, и уже в семилетнем возрасте Сергей вовсю распевал «Травиату». Из остальных дисков его впечатляли «Подмосковные вечера» и «Веселый вечер» Цфасмана.
Но особенно ему нравилось заниматься фортепиано. В четыре года Курёхин начал играть на рояле, и практически сразу учителя отметили абсолютный слух и феноменальную музыкальную память Сергея. Услышав сложное симфоническое произведение, он воспроизводил его мелодическую канву практически без ошибок.
Овладев музыкальной азбукой, Сергей увлекся твистом и рок-н-роллом. С девяти лет он начал играть в школьном ансамбле «Электрон» – вначале на пианино, потом на электрооргане «Юность», который за примитивный звук обзывал «хором мандавошек». Играл легко и быстро, практически не глядя на клавиатуру, которую чувствовал кончиками пальцев.
Уже тогда Сергей Курёхин мечтал о волшебном саунде электрооргана Hammond, синтезаторов Moog или Hohner, которые слышал на дисках западных рок-групп. В те времена Курёхин плотно сидел на первом альбоме The Rolling Stones и пластинках Литтл Ричарда, которые привозили отцу знакомые моряки. Примечательно, что, к примеру, из The Beatles юному Курёхину нравилось далеко не все, а лишь быстрые композиции. Лирические баллады Маккартни и Леннона он оценил значительно позднее…
«Сережа очень любил всякую музыку, – вспоминает Зинаида Леонтьевна. – Как то в Евпаторию приехал эстрадный оркестр из Ялты, который давал несколько концертов. Концерты проходили вечером, а Сережа был еще совсем небольшим мальчишкой. Но он не пропустил ни одного выступления и потом вдохновенно об этом рассказывал дома. Мол, как здорово там было!»
Если сочинять про Курёхина документальный фильм, его можно начать с плана евпаторийской набережной, невдалеке от того места на улице Фрунзе, где Сергей оканчивал школу. В конце набережной находился Битак – уличная танцплощадка с забетонированным полом, огороженная высоченным забором из железной проволоки. Там эстрадные ансамбли исполняли под электрогитары песни про бременских музыкантов и толстого Карлсона. Все это напоминало добрую сказку, послушать которую собиралось около тысячи парней и девушек. Летними вечерами евпаторийские улицы наполняли стайки разноцветных стиляг, которые обожали танцевать твист, летку-енку и всякую «шубу-дубу». Пригласить знакомую девушку на Битак считалось у местных модников высшим шиком.
Увы, на сцене Битака выступали в основном заезжие звезды, и пока Курёхину в этот «пантеон славы» было не пробиться. Хотя в то время он уже выступал в эстрадном оркестре Дома культуры Евпатории, где на фоне взрослых дядечек достойно представлял андеграундный фланг ансамбля – был единственным, кому дозволялось петь рок-н-роллы Чака Берри. Английского при этом Сергей толком не знал и позднее признавался в интервью, что «уже в школьные годы был неадекватен действительности».
Здесь уместно заметить, что еще с послевоенных времен в семье Курёхиных существовал трофейный радиоприемник Telefunken. Он отличался устойчивым приемом западных радиостанций, которые Сергей каждый вечер слушал на коротких волнах. Практически все его одноклассники жадно ловили в эфире обрывки западных радиопередач, но только Курёхин делал это максимально последовательно. В девять часов вечера по «Голосу Америки» шла 45-минутная программа о рок-музыке. Сергей готовился к ее прослушиванию как к главному событию дня. Несколько раз он случайно включал приемник раньше положенного и попадал на передачу о джазе, героями которой были и Майлз Дэвис, и персонажи типа Джона Колтрейна и Маккоя Тайнера. Там же звучал не только джазовый мейнстрим, но и другие направления.