Серебро для Отшельника - стр. 9

Отрываю от себя Эли – и делаю это даже с некоторым трудом, так Морковка продолжает за меня цепляться. Но, поняв, что мы уже совсем не одни, тут же напускает на себя смиренный вид, оправляет простое платье и заливается румянцем. На ее бледной коже он заметен особенно отчетливо. И она это знает.

Следом во внутренний двор садятся и другие драконы. А еще несколько приземляются за стенами. Да, я прибыл с изрядным хвостом из всевозможных важных господ. Знаю, что мало кто из них хотел бы тащиться на окраину Империи, чтобы присутствовать на празднике дикарки. Мне эти их желания интересны мало. В конце концов, большая часть всей этой придворной братии более ни на что не годится, кроме как отплясывать на балах и испытывать мое терпение все новыми и новыми запросами.

В относительно мирном существовании Империи, как оказалось, кроется самая настоящая западня, когда потомки вчерашних героев сегодня пожинают плоды труда своих предков, сами же превратившись если пока не в обузу, то в гирю, что вполне может со временем утащить на самое дно. Проблема, которую я не предусмотрел. Но буду вынужден обдумать самым серьезным образом.

Разумеется, не сейчас.

Я предлагаю воспитаннице руку - и та галантно принимает приглашение.

Мы направляемся в замок.

— Что-то не так? – спрашиваю, потому что вижу, что Эли явно тушуется, хотя только что обнимала меня, не обращая внимание на десятки любопытных и частично осуждающих глаз. Разумеется, никому не позволено так вести себя с Императором. Почти никому.

— Я не должна была встречать тебя в этом платье, к тому же лохматая, - Морковка идет рядом, но на меня не смотрит. – Я хотела, чтобы ты… - она произносит что-то еще, но я не слышу. – Чтобы увидел меня красивой, - все же находит в себе силы скользнуть по мне взглядом и тут же снова переводит его под ноги.

— Глупости, - понижаю голос и чуть склоняюсь к ней, чтобы избежать особенно длинных ушей сопровождающей нас свиты. – Эли, ты самая прекрасная девушка на всем Севере. И не только на Севере. А я, поверь, навидался разных красавиц.

Я говорю абсолютно откровенно, нисколько не кривя душой. Когда-то перепачканная и затравленная, вздрагивающая от каждого громкого звука, захлебывающаяся слезами после очередного кошмара, теперь эта девчонка превратилась в пламенеющую красотку – высокую, статную, скромную. Хорошо, что она пока не ведает, что одной лишь своей улыбкой запросто может подчинить любого из мужчин, кого захочет сама. Ладно, пусть не любого, но многих. Очень многих. За такую улыбку не грех и войну начать.

— Правда? – снова искоса поглядывает на меня.

— Правда, - улыбаюсь ей. – Платья и украшения – это хорошо. И макияж, и духи. Но все это - лишь оправа для настоящей драгоценности. А драгоценность – всегда женщина. Я горжусь тобой, Морковка.

Снова вспыхнувший на ее щеках румянец тут же заставляет меня улыбаться. А кто говорил, что из дикого волчонка нельзя вырастить гордого прекрасного лебедя? Причем прекрасного по-настоящему, естественной природной красотой, а не той, к которой последние годы стремятся молодые халларнки, изводя себя голодом и пытаясь стать тоньше иного флагштока. А уж как они дышат в этих своих корсетах – вовсе загадка века.

Впрочем, кто я такой, чтобы осуждать или не понимать женскую моду? Я слишком долго воевал, видел слишком много смертей, слишком закостенел и пропах пеплом от сгоревших тел, чтобы умудриться остаться человеком. Глупо надеяться, что строительство Империи никак не отразится на самом строителе. Еще как отразилось. Возможно, именно из-за собственной глухоты ко всему происходящему вокруг, к обычной жизни, мне так важно видеть счастливую улыбку Морковки. Так я чувствую себя хоть немного живым.