Сердце Снежной королевы - стр. 14
- Ладно, положи. Поем, - всё-таки решил он.
Ел он быстро, явно куда-то торопясь. Мне было сказано собираться, и поскольку никаких пояснений не последовало, я просто оделась за спиной шамана и присела на край своей постели.
Между тем Уайбан закончил свою трапезу и отставил миску, удовлетворенно крякнув. А потом открыл устрашающего вида сундук, стоящий у изголовья его лежанки, и принялся копаться в нем, доставая какие-то ароматные мешочки и глухо гремящие коробочки. Всё это он складывал на холщовую квадратную тряпицу, которую потом связал в узел. Сняв со стены бубен, украшенный всякими подвесками, он мотнул головой, показывая, что мне нужно следовать за ним.
За крепкими стенами жилища было жемчужно-светло. Словно пропущенный через несколько плотных фильтров свет был мягким. Так выглядела в этой полосе полярная ночь. Не кромешная тьма, а словно подсвечено всё: очень деликатно и неярко. На чистом сером небе у горизонта играли бежевые и зеленоватые всполохи северного сияния.
У меня захватило дух от этой красоты и сдержанного, сурового великолепия. Очнулась я от бесцеремонного толчка Уайбана.
Мы стояли перед легкими одноместными санями с белой собакой в упряжке. Собака переминалась с лапы на лапу, преданно глядя на хозяина и поскуливая. Ей не терпелось пуститься бегом по белоснежному насту на котором виднелись только утренние следы от унтов Уайбана да птичьих лапок. Наверное, пернатые иногда харчевались у собачьих мисок.
- А куда мы? - спросила я, подходя к саням и протягивая руку к пёселю, чтобы потрепать его по крупной башке.
- Сына Омайона деревом придавило в тайге. Совсем плох, духов просить надо, чтобы помогли. Садись, поместимся.
- Каких духов? Чем они помогут? Наверное, его в больницу надо, - брякнула я, устраиваясь поудобнее на шкуре.
Взгляд Уайбана полоснул меня, как холодное лезвие. Он сплюнул, плевок на лету превратился в ледышку. И ничего не ответил. Я прикусила язык и молча смотрела ему в спину, пока мы ехали - очень недолго. Полоса заснеженного леса в этом месте подступала к посёлку почти вплотную. До него было каких-то метров сто-сто пятьдесят.
Ветки деревьев были покрыты пушистым снегом и клонились к земле. Как в сказке. Красивой и суровой. Наверное, поэтому и не повезло сыну незнакомого мне Омайона: оказался под деревом, которое не выдержало тяжеленной снежной шубы и придавило его.
Мы остановились у юрты размером вдвое меньше, чем наша. И двор был заметно скромнее.
Когда мы вошли, я чуть не задохнулась прямо у порога: натоплено было, как в бане, а народу - яблоку негде упасть. Мужчины, женщины, дети. Шум и гвалт. Я подумала, что в такой обстановке: тесноте и влажной духоте, и здоровому-то запросто можно отправиться к праотцам, а уж тем более искалеченному парню.
Когда мы подошли к лежанке, которую хозяева придвинули к печи, дышащей жаром, по моей спине уже бежали капельки пота, лицо тоже покрылось испариной. У изголовья больного сидели две женщины. Одна, по всей видимости, его мать. Другая - молодая или жена, или сестра. Лица их были заплаканы. Они касались лица и плеч парня, читая вполголоса какие-то молитвы.
Уайбан подошел к больному, бегло осмотрел его. Ощупал грудь, руки и ноги. Затем достал один из мешочков и сыпанул в огонь какой-то порошок. Смоляной запах наполнил помещение, дышать стало еще тяжелее.