Сердце под прицелом - стр. 31
Развернулся и ушел.
Время потянулось, как снятый с гнойной раны бинт. Медленно, сука. С мерзким холодком по коже.
Я не сторонник загоняться, но в этот раз башку клинило капитально. То и дело возвращался в тот момент, когда оборвался звонок.
Операционная! Срочно!
Что там могло случиться?
Выкурил все сигареты. Легкие саднило. Доходило до кашля.
Ждать – самое паршивое. Особенно, когда нет, мать вашу, элементарного понимания.
Живы?
Мышцы косило судорогами, стоило только задаться этим вопросом. И с каждой новой попыткой острота не притуплялась. Напротив, вмещала в себя все больше хренового надлома.
Выбрался на улицу. Накинул капюшон. Увязая в ебаном снежно-глиняном дерьме, двинулся к точке, где обычно куковал, глядя на сползающую с гор слякоть.
Сел на валун. Водрузил предплечья на колени. Бесцельно зачиркал спичками – одна вспыхнула, но тут же сдохла, вторая сломалась, третья даже не загорелась.
Зябко. Но это могло быть и не от холода.
Грудь высоко вздымалась. Сердце в нагрузку шло. Глухо. Туго. На убой. Нервы тросами напряглись. Дерни хоть одну – сорвет чеку.
Живы? Все, что я, блядь, хотел знать.
– Сигарета есть? – спросил проходившего мимо бойца.
Тот молча кивнул и сунул мне в ладонь помятую пачку с остатками роскоши в количестве двух штук. Достал одну, кое-как прикурил. В горле сходу заскребло, будто наждаком прошлись. Затянулся глубже и задержал дым, пока не зажгло слизистые.
Планомерно выдохнул.
Ветер выдрал дым из легких, будто куском мяса взял. И загнал за воротник мокрые лапти снега.
Где-то вдалеке хлопнуло – может, склад догорал, а может, зверь на мину напоролся. Нутро среагировало рефлекторно – сжалось, как перед атакой. Секунда. Две. С горячей судорогой отпустило.
Снова затянулся, глядя в пустоту.
Смолил быстро, не чувствуя ни вкуса, ни тепла. Только едкую горечь на языке и тяжесть в груди.
Прищурился, глянул в мутное небо. Сизые тучи напоминали мои прокуренные легкие.
Выдохнул сквозь зубы.
На кой-то хер вспомнил то, что всегда топил поглубже.
Вытащил, блядь.
Когда попали на дачу, ни Библиотека, ни Мышь употреблять не захотели. Ну и хуй с ними. Уговаривать никто не собирался. Попросили только соорудить пожрать. Но Ильина и тут в глухой отказ ушла. Пока Маринина не взялась за сковородку и не испоганила десяток яиц.
Вонь в кухне повисла, будто на полигоне маскхалат сожгли.
Пришлось открыть все окна и двери. Настежь.
– Ой, Люд, ну приготовь ты что-то этим бегемотам, – заканючила Маринина, не чувствуя себя ни хрена виноватой. – Ты же умеешь!
Библиотека сидела, вжимаясь в спинку кухонного уголка, будто ее в любой момент на штык поднимут.
Она одна даже в душ не пошла. Не знаю, чего конкретно боялась. Косыгин, скалясь, предположил, что подглядывания. Вполне вероятно. Она же и в сухие вещи переодеться отказалась. Только олимпийку поверх своего несчастного купальника натянула. Так с залипшими песком волосами-сосульками и осталась. Еще и в длинные рукава кофты, как в ремень парашюта, вцепилась.
– Я не знаю, что они едят, – открещивалась глухо.
– Да то же, что и все! – заявила Мышь.
Сидевший в стороне Косыгин заржал.
– Ага, грязь, порох, консервы.
– И железо, – добавил Айдаров.
Ильина тяжело вздохнула. Еще немного помялась. Но все же поднялась. Ни на кого не глядя, двинула сразу к плите.