Сердце пацана - стр. 41
И чего она ревет дура? Он же кот! Он должен лазить по деревьям. Однако, свои мысли я почему-то не озвучил, продолжая тайно за ней наблюдать.
Блики солнца играли на ее пшеничных волосах. Не длинных, но шелковистых. А глаза точно аквамарины! Мне дядь Леша, мамин брат, такой подарил, но строго-настрого запретил показывать бате.
Вообще-то, мне по-приколу было дразнить девчонок. Например, Ленку из соседнего дома или Алку, ее подружку. Девчонки вообще всего боялись. И лягушек, и пауков, и даже летучих мышей, которых мы ловили. Они так смешно верещали, что мы не могли с пацанами упустить возможность их позадирать. А еще эти противные дуры постоянно жаловались родителям. Ябеды! Мы просто обязаны были им отомстить. Ну вот кто тянул Алку своим языком трепаться? Сдала нас с пацанами. Злыдня! А мы-то и всего слазили на крышу. Завидно стало небось! Как говорил папка: «Бабье, что с них взять?!». Однако с этой будто язык проглотил.
Какая-то она не такая эта девчонка! Точно не все дома!
— Герочка, сынок, — открылась дверь и голос матери прошелся по комнате.
Я дернулся, ветром слетев с подоконника, словно родительница застала меня за очередной пакостью. Неловко почесал затылок и уставился в потолок, насвистывая незатейливую мелодию. Мама пришла на обед.
— Идем кушать, — мягко улыбнулась.
И я, надув щеки, нехотя поплелся на кухню.
Опять эта карга бухтела! Опять жаловалась, а я держал рот на замке. Дядя Леша говорил, что мужчины не жалуются. Мамка только хохотала, за щеки меня дергала и умилялась, а бабка все бубнила: «Разбалуете, потом страху не оберетесь!»
После мама снова ушла на работу, а я вернулся в комнату. Но девчонку не застал, ее как ветром сдуло.
***
Дома меня на печке, как и всегда, ждали суп и каша, заботливо разогретые и оставленные мамой. Наспех перекусив и, метнувшись в душ, даже поленившись побриться, ушел спать. Сон меня настиг молниеносно быстро. Еще не долетев до подушки, я окунулся в царство морфея. Что снилось не помню, так крепко дрых. Глаголят, когда человек сильно устает, ему ничего не снится, и сейчас я был склонен с этим согласиться.
Но я точно помнил, что меня разбудило.
Сперва ко мне в сознание стучался умоляющий шепот.
— Тихо-тихо, Митя. Ребенка разбудишь. Не устраивай скандалов, прошу тебя.
Затем громкий стук кулака по стене и сердито брошенное:
— Умолкни, стерва! Я здесь еще, твою мать, прописан! И я буду решать, когда мне в моем доме стучать, а когда нет. Денег дай! — и снова стук.
Еще не проснувшись, я уже был на взводе, но когда сквозь сон прорвался еще один стук, подорвался и бросился из комнаты.
— Прошу тебя, Митя! Митенька! Уходи… Уходи. Нет, у меня денег. Нет! — слезы катились по слезам матери, а мои наливались кровью.
— Лживая сука! — пьяно рявкнул, и схватил ее одной рукой за щеки, сжимая. — Да я тебя сгною…
— Руки убрал! — мой тон грубый без капли уважения и почтения.
— Щенок! — пьяно ухмыльнулся папаша, покосившись на меня. — Пошел вон отсюда! Я с матерью говорю!
Когда-то этот голос заставлял мои внутренности съеживаться от страха, но не сейчас.
— Я. Сказал. Руки. Убрал, — тихо просипел, надвигаясь.
Он с издевкой заржал и с иронией во взгляде выплюнул:
— А то что?
Еще шаг.
— Руки.
Моя прямота его взбесила. Он убрал руки, но тут же притянул меня за грудки, рассерженно шипя мне в лицо: