Септет расстроенных душ - стр. 25
– В ране остался осколок. Голыми руками я его здесь не достану, Бекси, – констатирует Рэн, игнорируя мои проклятия. В этот момент он уже не бобер и не медведь. Он будущий врач, лучший интерн отделения общей хирургии. – Нужно ехать в больницу. Кровь уже свернулась, значит, задеты только кожные покровы. Сейчас я протру края раны, и мы поедем. Только не опускай руку вниз, держи ладонь поднятой. Вот так, умница. Постарайся ничего не задеть, чтобы осколок глубже не вошел.
Профессия преображает Рэндала. Смягчает, сглаживает его грубость и неповоротливость, оставляя в голове только одно знание: я должен помогать.
– Все, Бекси, не плачь, – он склоняется к моему зареванному лицу и большими пальцами стирает со щек потекшую тушь, – до свадьбы заживет. – Добавляет он, кривя тонкие губы в усмешке.
– Ты такой дурак! – жалуюсь я, но улыбаюсь сквозь слезы.
Поддерживая под локоть, Рэндал выводит меня через внутренний двор на оживленную улицу, залитую светом фонарей и манящих вывесок бесчисленных баров Сохо. Сентябрьский вечер набирает обороты: пока мы пробираемся к машине Декстера, мимо нас пробегают стайка девушек на каблуках, группа парней, вышедших на охоту, красавицы-подружки и невеста с пластиковой тиарой и фатой. В них жизнь так и бурлит, у них интригующе сверкают глаза, а в сердцах пульсирует приятное томление. Все еще впереди. У них.
Черный Вольво Декстера с трещиной на лобовом стекле выглядит по-хулигански на фоне кабриолетов и спортивных автомобилей. Рэндал ловко выруливает с парковки и вливается в общий поток машин. Я поеживаюсь и включаю обогрев сидения. В моих запутавшихся от ветра волосах теряются одна слеза за другой. Теперь они текут по щекам уже независимо от моей воли. Потому что воли больше нет. Ребенок. Будущий маленький человек, который стал продолжением любви Мэри к Дереку. Продолжением, которого я так желала для своей к нему любви.
Тупая боль бьет по сердцу, заглушая ту, что была вызвана расколотым бокалом. Рэндал вытащит осколок, перевяжет ладонь бинтом, и через пару недель на ней останутся только розовые бороздки шрамов. А ошметки моего сердца не сошьет никто. Впрочем, бокал тоже никто не склеит. Алфредо сметет его останки в совок и выбросит в мусорный бак. Выходит, не так уж и мало общего между битым стеклом и битым сердцем. Ни то ни другое не нужно никому. Слишком много хлопот.
– Ло собрала ваши вещи, Вэйлон отвезет ее в Фицровию, и она будет ждать тебя дома, – зачитывает сообщение Рэндал, когда мы выезжаем на Риджент-стрит. – Остальные ждут, что я вернусь и развезу их по домам. Хорошо отдохнул, ничего не скажешь.
Я оставляю без внимания его откровенный упрек в свой адрес и прижимаюсь лбом к холодному стеклу.
– Бекси, – Рэн вздыхает, выгоняя из легких воздух и раздражение, – до тебя такую драму переживали тысячи людей по всему миру. Если тебе кажется, что ты первая и единственная такая несчастная, это не так. До тебя. Это. Кто-то. Уже пережил. И ты переживешь.
– Перепутал интернатуру хирургии с психологией? – всхлипываю я, переводя взгляд на его лицо. Квадратный подбородок и слишком острые скулы постоянно ловят свет проплывающих за окном фонарей. – За сеанс психоанализа платить не буду!
– Ты никогда и не платила. Хотя мы провели уже сотни. – Рэн зубами вытаскивает из пачки сигарету и вопросительно поднимает лохматую бровь.