Септет расстроенных душ - стр. 27
Тем не менее этому деду удается убедить медсестру пустить меня в процедурный кабинет без очереди.
– Рэн, ты ей нравишься! – заявляю я, едва поспевая за его широкими быстрыми шагами по ярко освещенному коридору первого этажа.
– Побыстрее, – командует он вместо ответа. – Вышлешь мне сегодня же по почте данные своей страховки. Этим девочкам в приемном и так проблем хватает!
Рэн заводит меня в процедурный кабинет, где рыжая молодая женщина уже бинтует голову тому самому мужчине, которого я заметила на входе. А он пьяным прокуренным голосом исполняет ей «мы чемпионы! Мы чемпионы!9» со всей страстью, что только смог найти на дне бутылки. Рэн оказался прав.
– Садись, – кивает он в сторону свободной кушетки.
– Рэйни, зря ты сюда сегодня приехал. – Говорит ему женщина-врач, стараясь перекрыть голосом песнопения своего пациента. – Хант в бешенстве, ему не хватает рук. Увидит тебя здесь, и домой ты отправишься только к утру.
– К утру понедельника, – бросает ей Рэндал из-за ширмы, где моет руки. Женщина смеется звонко и легко, как колокольчик, и вокруг ее глаз ложатся маленькие морщинки. Меня одну смущает восхитительный спиртовой амбре, который исходит из глотки поющего.
Остальным уже все равно. Они видели больше. Каждый из них.
Когда Рэн пододвигает ко мне дребезжащий столик с железным лотком с антисептиком, бинтом и длинным пинцетом, я нервно сглатываю. В руке понимающе отдается боль.
– Бекси, все нормально. Расслабься, – тихонько просит меня врач. А я лишь поднимаю глаза к стерильно-белому потолку и сосредотачиваюсь на мерцающей светодиодной лампе. Я считаю, сколько раз она мигнет за минуту, а Рэн укладывает мою руку перед собой на столик, надевает одноразовые перчатки и берет инструмент. Я морщусь от спирта, которым он дезинфицирует мою ладонь, и внутренне сжимаюсь, когда холодный металл пинцета касается теплой кожи. В момент, когда певец с обмотанной головой грянул «нет времени для лузеров!», к нему подключается мой жалобный скулеж. Рэндал достает осколок.
– Ну все, вот и все, – приговаривает он, повторно обрабатывая ранки. Он дует на ладонь, умаляя щиплющую боль, и ловко перебинтовывает. – Ну что ты, маленькая? – Рэн стаскивает с себя перчатки и проводит пальцем по моей щеке, оставляя на месте слезы свой тальковый след. – Едем домой?
Я киваю и шмыгаю носом вместо «спасибо». Смотрю, как Рэн выбрасывает окровавленные салфетки вместе с перчатками и осколком, бросает пинцет в контейнер с использованными инструментами, протирает спиртовой салфеткой столик и отодвигает его в угол.
Будто нас и не было здесь. Почему нельзя так же убраться и в своей жизни? Простерилизовать ее, выбросить использованные воспоминания и начать сначала.
– Порядок, Бекси? – тихо спрашивает Рэн, обнимая меня за плечи, пока мы шагаем по коридору к выходу. Я задираю голову и благодарно гляжу на него в ответ. Все-таки случаются между нами моменты, когда мы не раздражаем друг друга до скрежета зубов.
И чаще всего они происходят, когда Рэндал врач.
– Спасибо тебе, леший. – Вздыхаю я, и Рэн довольно ухмыляется.
– Сфотографируешь мой мотоцикл так, чтобы его купили, тогда и сочтемся.
Мы не успеваем ступить в хаос приемного покоя, как Рэндала по фамилии окликает рассерженный мужской голос. Мы синхронно оборачиваемся, чтобы увидеть высокого худощавого доктора в расстегнутом халате поверх синего хирургического костюма. Он поправляет на носу очки и сквозь толстые стекла глядит на Рэна, выжидающе шевеля седыми усами.