Сено. Повесть - стр. 5
– Зачем? Я и так верю.
– Ну, значит мы договорились?
– Конечно, Катерина, завтра к вечеру жди, – и Алексей Трифонович отправился за вожделенной бутылкой.
Александр Иванович посмотрел ему вслед, вздохнул и произнёс философски:
– Да, сказано в писании: «Всё возвращается на круги своя. Все реки текут в море, а оно никогда не переполняется. Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться».
– Ты бы лучше навоз убрал, – сказала на это Катерина Ивановна и пошла доить коров.
Она управилась, стала смотреть программу «Время», но ничего не понимала. Слова скользили, не задевая сознания.
Чувствует – не привезёт Сашка Ивкин никакого сена. Алексей Трифонович выпьет и заспит своё обещание и не скажет ничего своему сыночку. И как долго ей тогда пасти своих коров? А непогода настанет? А что будет, когда снег ляжет? Ни Сашкина отава, ни обещанная солома не помогут.
Быков можно будет зарезать только в середине ноября или в декабре, когда ударят настоящие морозы. На соломе от них ничего не останется. Коровы уйдут в запуск, какое там молоко – были бы живы. Они и сейчас-то голодные, хотя с пастбища пришли. Что они там ели? – Сухую старюку. Молоко уже сейчас наполовину срезали.
По улице идёшь – у всех сено на стайках. А она чем хуже? Или меньше других в жизни трудилась? Тридцать восемь лет стажа! Ещё до войны окончила лесотехнический техникум. Всю войну работала в леспромхозе в Томской области: холод, голод, волки, медведи. В начале пятидесятых, когда началась целина, приехала сюда на степной простор, под горячее солнце. Узнали, что у неё есть образование, предложили стать заведующей складом стройматериалов. Так и проработала там двадцать пять лет.
В первый целинный год вышла замуж за Александра Ивановича, работавшего механиком отделения. Ей было тридцать, ему тридцать пять, родили и воспитали дочь – всё как у людей. Сначала жили в бараке, а через год переехали в хорошую тёплую квартиру в новом доме на два хозяина. Завели кур, в шестидесятом году купили корову и поросёнка. Никогда не были нахлебниками у государства: сами кормились и других кормили; дождавшись зимы, посылали посылки с мясом родственникам, летом сдавали лишнее молоко совхозу. И совхозу выгодно, и им. Кому надо было разрушать эту жизнь?
– Слушай, старик, – сказала вдруг Катерина Ивановна, – не хочешь ли позвонить Серёже Алексееву?
– Серёже Алексееву? Конечно, хочу! Я давно его не видел. Буду рад поговорить с ним.
– Ты ж не просто так поговори. Попроси сена. Скажи, что совсем нечем кормить скотину. Он же твой бывший подопечный, может войдёт в положение.
Действительно, Серёжа, или Сергей Анатольевич Алексеев был бригадиром второй бригады и был похож на матерщинника и пьяницу Козулина, готового распродать за бутылку всю свою бригаду, как ректор института на старьевщика. Высокий, светловолосый, одетый всегда в чистое, аккуратно поглаженное, он внушал даже Катерине Ивановне какую-то робость – лишний раз не подойдёшь и не заговоришь.
В начале июля, она увидела Сергея Анатольевича у конторы. Он стоял, открыв дверцу своего «уазика», и о чём-то говорил с главным агрономом. Разговор, как ей показалось, был неприятным для обоих.
Но она всё же подошла, и целиком сосредоточенная на преодолении своей робости, забыв даже поздороваться, как невежа, не знакомая с элементарными правилами приличия, прервала их разговор и сказала голосом, ей самой показавшимся развязным: