Сено. Повесть - стр. 2
– А что ты смеёшься? Мне семьдесят два – я старуха что ли? В десять раз больше него делаю. Не сил у него нет, а стремления. Было бы стремление, взял бы, как другие пенсионеры, бутылочку, поехал на бригаду, десять центнеров и ему бы накосили.
– Тебя десять центнеров спасут? Твоему стаду и ста мало.
– Отвали, Трифонович! Языком мести – не сено грести! Ты мне что предлагаешь? Выгнать их за ворота и сказать: идите куда хотите? Белую Муську я давно хочу продать, да не берёт никто. Пожалуйста, хоть ты купи, я и не дорого возьму.
– На черта она нужна. У неё и вымени нет, ети её! А матрасовка вон какая здоровая. Ей сена одной пятьдесят центнеров надо.
– Вот и другие так говорят. Зима придёт, я её зарежу. Жалко, а что поделаешь?
Бывший бригадир кашлянул, и тётя Катя почуяла, что прилетевший от него воздух пахнет то ли водкой, то ли самогоном, и поняла, зачем он за ней увязался: пропивашки проклятые, хоть на глаза не попадайся, уж не могут мимо пройти, чтоб на бутылку не попросить.
Проходя мимо усадьбы одного тракториста, где хозяин большими навильниками сбрасывал с пригона сено толстозадой корове и сонному от обжорства быку, она сказала с обидой:
– Если б я могла так кормить, и у моих коров было бы вымя.
– А ты к кому-нибудь обращалась насчёт сена? – спросил, проникаясь вдруг сочувствием, Алексей Трифонович.
– К кому я только не обращалась! – устало отмахнулась она. – И кто мне только не обещал. Но они ведь обещают, пока на бутылку надо, а потом в кусты, у всех уважительные причины.
– Ух, ети их… Ну много ли нас таких осталось, которые совхоз вот… вот этими руками вынянчили. Они бы должны вам с дедом во двор сено привезти: надо не надо, а вот вам пятьдесят центнеров бесплатно, потому как это наш долг! Ну так ведь? Прямо обидно за вас! Ты пойми, это не то, что я сейчас немного выпимши, а и раньше тоже… Летом смотрел, как ты лопухи мешками таскала: «Эх, – думаю, – ети его, этого Вадима Вадимыча! Неужели нельзя тележку травы старикам привезти!» Понимаешь, жалко мне вас и обидно! – у Алексея Трифоновича увлажнились глаза.
А Катерине Ивановне как-то даже неудобно стало от такого горячего проявления сочувствия, и она сказала неуверенно:
– Я б ещё и не желала бесплатно. Пусть бы было, как раньше: совхоз бы накосил сено, привёз на сеновал, а я бы выписала, получила по накладной сколько положено – и дело с концом. А сейчас кто на тракторе – тот косит сколько хочет: себе, родственникам, друзьям и знакомым, а ты, старая дура, отвали, потому что никому не нужна. Не нравятся мне такие порядки.
– Это они, бабка, ети их, хозяина так воспитывают. Это безобразие называется арендный подряд. Совхозу арендную плату заплатили – и сами себе хозяева: кому хотят, тому косят: захотят – бесплатно, захотят – за бутылку, на ящик водки потребуют – тоже никуда не денешься.
– Да разве так можно?
– Ты же видишь, что так есть. Или глазам своим не веришь? Доперестраивались! Рынок, ети их! Ты бы посмотрела, что летом в поле делалось. Ой-ёй-ёй! – Алексей Трифонович замотал головой, изображая изумление масштабами бардака. – Все с бутылками лезут, ругаются, трактористы пьяные, за руль держатся, чтобы из кабины не выпасть. Мой Сашка тоже, ети его, каждый вечер вдупель приезжал.
– Зато ты сейчас с сеном, сказала тётя Катя, и Алексею Трифоновичу отчего-то стало неловко: