Семь сувениров - стр. 24
9
Когда Краснов приехал в Петроградский район, было чуть больше пяти часов. Солнце светило ярко. На Тучковом мосту образовалась пробка, и Николай то и дело бросал взгляд на воду. Лучи попадали на подвижное полотно Невы, отражались и напоминали широкую живую светодиодную ленту. Еще более жарким и разъедающим солнце становилось на пересечении набережной и Большого проспекта.
Николай щурился и закрывал глаза рукой, когда выходил из машины и шел к дому писателя. Тем не менее, когда он поднялся по лестнице и зашел в квартиру, он опять погрузился в кромешный мрак, сопровождаемый пронизывающим холодом. Причем тьма и прохлада, как успел заметить Краснов, зарождались еще на лестнице.
Свет через окна, выходившие во двор, едва поступал на лестничную клетку. Солнечные лучи сюда почти не проникали.
На этот раз Николай быстро сориентировался, нажал на выключатель и снова окунулся в мир фресок былых времен – журнальных и газетных вырезок конца 1980-х – начала 1990-х годов. Со стен на него смотрели еще совсем молодые Борис Гребенщиков, Константин Кинчев, Виктор Цой, Юрий Шевчук, Вячеслав Бутусов… Кто-то из них был запечатлен на концерте, кто-то в домашней обстановке, кто-то в студии звукозаписи. Все они когда-то были иконами его поколения. Теперь (за исключением Виктора Цоя, который так и остался вечно молодым) все совсем состарились, да и его поколение уже пересекло сорокалетнюю черту… Как все это было давно. Даже не верилось.
Николай медленно шел по коридору, то и дело останавливался, вглядывался в надписи – «Перестройка», «Гласность», «Падение железного занавеса», «Обрушение Берлинской стены», «Ветер перемен»… и группа «Скорпионс»… Опять неизвестно откуда, возможно из самого подсознания, доносился голос Виктора Цоя: «Все говорят, что мы – вместе. Все говорят, но не многие знают, в каком…»
На одной из последних журнальных страниц Николай увидел знаменитые граффити 1990 года Дмитрия Врубеля «Поцелуй Брежнева и Хонеккера, или Господи! Помоги мне выжить среди этой смертной любви». Было в этом рисунке что-то особенное… гомоэротичное. Раньше, когда Брежнев целовал всех направо и налево, а Николай сидел перед телевизором на своем детском горшке, покрытом белой эмалью, никому бы в голову не пришли подобные ассоциации. Теперь же, когда гей-культура стала чем-то вроде новой западной религии (о которой – хочешь не хочешь – оповещены все вокруг), эти ассоциации приходят сами собой. Николай вспомнил знаменитый кадр и фото этого поцелуя в реальности. Действительно, было в нем что-то переходящее грань простых гостеприимных объятий.
У самого выхода из прихожей Краснов заметил фотографию Горбачева, который был изображен в ковбойской шляпе во время визита в США. Николай тут же вспомнил кадр, на котором уже Горбачев целовался с Эрихом Хонеккером в Восточной Германии. История повторялась… Этот поцелуй вошел в анналы как прощальный, символизировавший конец социалистического Восточного блока.
До Брежнева, к чьим устам в течение долгих лет его правления припадали Янош Кадар, Николае Чаушеску, Густав Гусак, Тодор Живков, Иосип Броз Тито, Ясир Арафат, Жан-Бидель Бокасса, Горбачеву было далеко… Но ему и некогда было отвлекаться на суровые мужские поцелуи. Он, лучезарно улыбаясь, уверенно шел к своей цели. Шел рука об руку с неутомимой Раисой Максимовной. Возможно, он даже верил, что цель его благородная и правильная… Возможно, откуда-то из непроглядных глубин до него долетал отзвук Нагорной проповеди: «Возлюби врага своего…» «А как же ближний? – думал Николай. – А как же ближний?»