Семь причин влюбиться в мужа - стр. 27
Вдовствующая королева в этот вечер обошлась без куриного бульона.
***
Лючия Фарикийская считалась женщиной необыкновенной красоты. Несмотря на взрослого сына, она выглядела свежо, и никто не дал бы ей тех лет, которые у дам определенного возраста принято умалчивать. Королева-мать, а после смерти супруга она приобрела именно такой статус, вызывала восхищение не только вечной молодостью, но и добрым нравом. Однако ей от природы не хватало характера, способности противостоять нападкам судьбы, нужной правителям жесткости, отчего она казалась хрупким цветком, способным растерять лепестки даже от легкого дуновения ветра. Нерешительность, страх ввязываться в спор, способность пасовать перед трудностями, частенько перерастающая в панические настроения, делали ее легкой добычей для агрессора. Пока король Вильхельм был жив, он оберегал любимую женщину, но теперь, после его внезапной кончины, Лючия и вовсе утратила твердость духа. Она искала опору в сыне, но не нашла ее в той мере, на какую рассчитывала: не все складывалось гладко в правящей семье Фарикии.
Утро Лючии начиналось традиционно: ее умывали, одевали и после легкого завтрака оставляли одну. Она любила это время суток. Здесь, в тайной комнате, ключ от которой хранился только у хозяйки покоев, вдовствующая королева чувствовала себя защищенной. Она саму себя сравнивала с жемчужиной, покоящейся в уютной раковине, и любое посягательство на извлечение ее из этой раковины воспринимала болезненно.
По заведенному еще покойным супругом порядку королеву нельзя было тревожить ни под каким, даже самым срочным, предлогом. Двери в ее покои в любом случае остались бы наглухо закрыты.
Кому как ни слугам знать добрый и даже робкий, совершенно не свойственный королевам, характер, но и они, сгорая от любопытства, гадали, чем же занимается Лючия в часы уединения. Они замечали, что всякий раз, покидая тайную комнату, королева выглядела на удивление молодо, словно с упорством мага-часовщика поворачивала время вспять. И это неизбежно порождало слухи.
- Вот помяните мои слова, наша тихоня не так проста, как вы думаете, - прачка жгутом скрутила выполосканную простыню и с силой отжала ее. – Когда меня только взяли во дворец, она была совершенно седой. А поглядите на нее сейчас.
- Седая?! Да не может быть! – краснощекая девка, перемешивающая в кипящем баке белье, оторопело уставилась на товарку.
- Может! Чем, по-твоему, она занимается в секретной комнате?
- Я слышала, что можно омолодиться, намазав на лицо икру жабы, - встряла третья, локтем вытирая со лба пот.
- Да чтобы Ее Величество да с икрой жабы на лице…
- Колдовство она там творит! Верное слово! – отжатая простыня тяжело упала в наполненный бельем ушат.
Однако, если бы кто из прачек решился подглядеть за Лючией, не нашел бы в ее действиях ничего необычного, что неизбежно привело бы к выводу, что все эти туманные разговоры про творящееся за закрытыми дверями волшебство не более, чем байки.
Вот и этим утром Лючия Фарикийская заперлась в тайной комнате и, устроившись перед зеркалом, с упоением водила гребнем, вырезанным из золотистого камня, по своим роскошным волосам. Его движения были плавны, и послушные ему локоны шелковой волной стелились по плечам.
- Ох, Теодор-Теодор, - королева, вздохнув, придвинулась к зеркалу, чтобы лучше осмотреть себя. Повернулась одной стороной лица, потом другой, проверяя, не пропустила ли прядь, которую время упорно окрашивало в ненавистный серый цвет. Но Пир, из которого был вырезан гребень, хорошо справлялся со своей работой.