Семь моих смертей - стр. 39
Целитель, сье Артуп, знакомый мне по портретной галерее Мараны, пожилой мужчина, так и норовивший вжаться в мраморный пол и занять как можно меньше места, ко мне ожидаемо не прикоснулся, даже к раненому плечу. Меня снова окутало уже знакомым густым теплом, и мысленно я порадовалась ему – озноб отступил.
Вероятно, спектр ощущений при посещении лекаря – тепло или холод – зависел от особенностей дара конкретного человека. А может быть, от личности и характера.
«Если усилия регента принесут свои плоды, он, должно быть, сразу же от меня отстанет», – мелькнула неожиданная мысль, но нервная тошнота от неё только усилилась. Целитель пробормотал, что заживление раны идёт хорошо, что плечо не должно доставлять мне хлопот, а если будут неприятные ощущения – стоит его позвать, что пару дней следует воздержаться от верховой езды и прочих активностей. Я собиралась было уточнить, относится ли к числу «активностей» супружеский долг, но целитель уже рысью попятился к двери.
До визита регента оставалось десять минут, золотые часы на каминной полке безжалостно показывали время. Я опустилась на маленький бордовый пуфик, сжала руки на коленях. В личной комнате сьеры Мараны преобладали золотые красные оттенки, и это слегка нервировало, хотя, безусловно, комната была роскошна.
К роскоши и богатству я относилась неоднозначно. В доме Борова частенько бывали ценные вещи, но по большей части ворованные. Сам Боров к дорогим шмоткам и штучкам был равнодушен, вот деньги, монеты он любил. А я привыкла воспринимать все эти вещицы как часть другого мира, находящегося за пределами Сумрачного квартала, как нечто красивое, но бесполезное и чужеродное. Ряды шкатулок из костей животных и редких пород деревьев, полные каких-то маленьких драгоценных мелочей, серебряный гребень для волос, туалетный столик с овальным зеркалом – всё это не было моим. Как в детстве – прекрасное и обманчиво близкое богатство кем-то своровано, остаётся только проводить взглядом – и отпустить с миром.
Я не привязывалась к вещам.
Можно ли было сказать это о Маране?
Всё в этой комнате было каким-то обезличенным, лишенным, если можно так выразиться, индивидуального запаха. Единственная вещица, привлекавшая взгляд, стояла рядом с кроватью – роскошной кроватью с балдахином – деревянный кукольный домик высотой мне по пояс. Несмотря на свою усталость, я рассмотрела его во всех подробностях: удивительного мастерства уникальная работа, потрясающая детализация. Крошечные полотенчики и салфетки, постельное бельё, малюсенькие краники в ванной, пуховки на трюмо, настоящее зеркальце... И две куколки размером с ладонь, нарядно одетые девочка и мальчик. Я осторожно потрогала шёлковый светлый локон девочки – Марана специально предупредила, что свою дорогую игрушку она никому не позволяла брать в руки. А я бы хотела передвинуть посудку в кукольном шкафчике, снять с вешалки в прихожей плащ, коснуться небольшого клавишана цвета слоновых бивней – издаст он какой-нибудь звук или нет?… Тут даже кровать с балдахином имелась! Правда, другого цвета.
В дверь стукнули, не стукнули даже, едва коснулись деревянной поверхности костяшками пальцев, но я вздрогнула и подскочила на месте. Регент не был похож на человека, который стал бы стучать перед входом куда бы то ни было, хоть в спальню жены, хоть в Высокий храм. Я дёрнула незапертую дверь. Регента за ней не обнаружилось.