Семь моих смертей - стр. 20
Вот только двигаться почти не могла, словно чугунная голова отделилась от ватного туловища. Не могла я сказать о Топоре и Пегом, да и какая разница до них была этим чужакам?
Впрочем, чужеродность собственного тела была мне на руку. Всё прошло быстро, даже саднящая боль пришла гораздо позже. Далеко меня не потащили – подходящие кусты, укрывшие нас от редких прохожих, нашлись неподалёку, я слышала чью-то беззаботную болтовню, но на помощь позвать не могла – рот завязали какой-то давно не стиранной тряпкой. Спиной я чувствовала песок и камни, каждый камень, каждую щербинку и выбоину. Мужик пнул меня пару раз по животу, без особой охоты пощипал меня за грудь через корсаж – синяки потом сходили долго и неохотно. Задрал мне подол, стянул нижнее, развёл колени, пошерудил пальцами между ног. Отчего-то именно его пальцы с жёлтыми подушечками и грязными нестриженными ногтями вызвали большее отвращение, чем член, вялый и тонкий, испещрённый лиловыми венами. От низового вблизи пахло просто омерзительно: табаком, немытым телом и гнилыми зубами, кажется, запах сходил дольше, чем синяки. Возможно, ему тоже казалось, что я как-то непривычно и особенно пахну, во всяком случае, он упоённо обнюхивал меня, как дворовая собака кусок мяса, и если бы я могла, то выбила бы ему зубы за одно это. От какого-то особенно резкого движения его пальцев внутри что-то будто лопнуло, порвалось болезненной струной, а он хмыкнул и протянул: «Ну, вот и всё, нечего бояться-то. Теперь хорошо будет». Хорошо не было: я не сразу поняла, что проступившая между ног влага была кровью, но мучительно медленное, тесное, саднящее проникновение не смягчила и она. Кончил он за несколько минут – я старалась не издавать никаких звуков и не смотреть ему в лицо. Моим же бельём зачем-то вытер кровь и своё семя с внутренней стороны бёдер, хлопнул меня по животу и сказал напоследок что-то вроде «хороша, как королевская дочка».
Может быть, мне это послышалось. Сейчас это должно было показаться даже забавным: кто бы мог подумать, что от дочери вора до без пяти минут королевы меня будет отделять всего только год?
***
Я почти забыла об этом всём за последнее время, очень старалась забыть: сама была виновата, как-никак. Впрочем, вру – сперва мне очень хотелось утопиться, но мысль о братьях перевесило мучительный стыд воспоминаний, которыми я не решилась поделиться даже с Лардой. Ларда бы меня поняла… Но я не стала. Заставила себя забыть.
А вот теперь вдруг вспомнила.
«И его я тоже найду и убью», – подумалось с какой-то холодной непререкаемой убежденностью, так, что я сдавила голову руками. Нашлась, мстительница! Ты выживи сначала, а то на каблуках тебе неудобно, от верховой езды ломит поясницу и бёдра, подушечки пальцев исколоты в кровь, а во время репетиции обеда вчера я трижды уронила мудрёную вилку для десерта с двумя зубчиками.
Воспоминание о лице Арванда, бледном и хрупком, воспоминание о его тёплом и влажном от крови пальчике, несколько мгновений лежащем у меня в ладони, прежде чем пальцы беспомощно разжались, заставляло меня держаться. Держать лицо. Продолжать колоть пальцы и сдирать кожу. Слушать, запоминать, соглашаться, терпеть. День за днём. Неделя за неделей. И, если получится, хотя бы продать две наших непрожитых жизни чуть-чуть подороже.