Семь моих смертей - стр. 2

2. Глава 1. Девочка из Сумрачного квартала

Мой отец был жестоким человеком. В нашем убогом неблагонадёжном квартале на самом юге шумного многолюдного Гравуара, именуемом Сумрачным кварталом, его все знали под кличкой «Боров», и не находилось безумцев, в здравом уме переходивших ему дорогу. Впрочем, может, они и были, но, как поговаривали старожилы, их тела давно сгнили в выгребной яме, так что можно считать, их и не было вовсе. Боров собирал дань с гулящих девах, точнее – с их подотчётных ему мамок, через него проходила вся местная дурь – от фламинской бурды, серого порошка, который положено было вдыхать, до «червонных червей» – перемолотых листьев белянки, упакованных в коровьи кишки на манер колбас. Боров знал поимённо всех железняков – любителей холодного оружия, пороховиков – знатоков револьверов и ружей, бритвенных – тех, кто шарил по карманам и сумкам, лобстеров – таскавших имущество зазевавшихся пляжников, и шпилеров – картёжников и прочих специалистов по азартным играм. Знал и крепко держал в руках. Боров – некоронованный король Сумрака – сам казнил и миловал своих непутёвых подданных.

Нрав он имел крутой и неуживчивый, скорый на расправу. Не знаю, где он отыскал мою тихую и неулыбчивую мать, тонкую, как лист рогоза, и бесцветную, будто дождь. Бить её он начал ещё тогда, когда я была в её животе, очевидно, чтобы мать выкинула нежеланную девку – о том, что первенцем самого Борова будет девчонка, ему предсказала помогавшая нам по хозяйству бабка Шелли. Я родилась раньше срока, но оказалась на удивление живучей, а моя первая смерть осталась с носом. В течение последующих десяти лет, мать родила Борову ещё шестерых детей, как по заказу – все сыновья, но и тут вышла незадача. Первый сын, Брай, оказался с рыжиной в волосах. «Нагуляла», – буркнул отец, напился и отделал мать так, что за маленьким Браем несколько дней присматривала только бабка и четырёхлетняя я. Следующий, Грай, оказался с родимым пятном на лице. «И этот бракованный, с-с-стервь», – хрюкнул Боров. Третий, Торн, родился синюшным и тощим. «Сдохнет через пару недель», – предсказатель из отца вышел никудышный, Торн окреп, но отец признавать «заморыша» родным сыном долго не хотел. Четвёртый, Гар, оказался хромоват, пятый, Лурд, некрасив лицом, зато шестой, Арванд, вышел всем хорош. Вот только после рождения шестого сына и седьмого ребёнка силы матери, подорванные чередой бесконечных родов, вынашиваний, кормлений и грубым, если не сказать жестоким, обращением супруга, истощились окончательно, и она ушла за небесный край, подозреваю, не без облегчения.

А мы остались.

Нас было семеро, мал мала меньше, и когда стало ясно, что десятилетняя девочка не способна в одиночку заботиться о шестерых мальчишках, младшему из которых было чуть меньше месяца – бабка Шелли покинула нас ещё между Торном и Гаром – отец привёл в дом Ларду, полную противоположность моей матери: крепкую, яркую и бойкую. Она неожиданно рьяно принялась обхаживать братьев, а вот меня поначалу сторонилась. Я не была в претензии – намучавшись нянькой, неожиданную свободу сперва восприняла как величайший подарок.

Впрочем, свобода была недолгой. Буквально через пару недель после пришествия Ларды я столкнулась с отцом лицом к лицу, как обычно опустила глаза и попыталась слиться со стеной, ожидая, что отец пройдёт мимо, но он не прошёл. Ухватил меня за плечо огромной ручищей с короткими мясистыми пальцами, тряхнул, вынуждая посмотреть ему в лицо, и принялся разглядывать: молча, внимательно, словно принесённую на поклон дань или дичь.