Секретный фронт - стр. 10
– Формальности? – переспросил Остапчук басовито-рокочущим голосом.
– Побольше внимания, простоты в обращении. Сумеешь, Остапчук?
– Раз партия приказывает, как не суметь?!
– А тебе, товарищ Забрудский, задача такая – проследи за прессой. Пойдет передовая, я говорил с редактором: тоже побольше ясности, точности, дай примеры, как трудоустраиваются амнистированные, где будут жить и тому подобное.
– Ясно.
– Ну, пока. А то моя Анна Игнатьевна и домой не пустит…
Ткаченко дружески распрощался со своими товарищами и в том же приподнятом настроении легко взбежал на второй этаж, увидел поджидавшую его на лестничной клетке супругу.
– Не наговоритесь никак, – заговорила она. – Я подтопила ванну. Подбрось немного чурбачков. Чайник тоже закипел.
– Не торопись с заваркой, Анечка, – ласково сказал Ткаченко, – разреши передохнуть, понежиться.
Он заранее предвкушал удовольствие. Душ, а потом чай…
Приятно снять сапоги, прокисшую от пота, пропыленную гимнастерку, облачиться в пижаму, ноги сунуть в разношенные тапочки…
Услышав звонок, Ткаченко крикнул жене, чтобы она взяла трубку телефона.
– Это не телефон, кто-то в дверь звонит.
– Узнай кто, вроде бы некому…
Анна Игнатьевна прошла к двери, спросила.
– Откройте! Важное дело, Анна Игнатьевна, – раздалось за дверью.
– Товарищи, ночь уже…
– Мы от генерала Дудника.
– Открой, Анечка! – крикнул Ткаченко. – От Дудника.
Остатки опасений Анны Игнатьевны развеялись, когда она увидела вежливо, с предупредительными улыбками раскланивавшихся с нею двух офицеров в форме МГБ.
– Вы извините, товарищи. Сами понимаете… – Она пропустила офицеров вперед. – Заходите. Павел Иванович сейчас выйдет… Правда, он собирался было принять ванну…
Анна Игнатьевна вошла в кабинет, зажгла верхний свет. Ей хотелось поговорить с незнакомыми людьми да и рассмотреть их получше.
Один из них, капитан, производил впечатление воспитанного, интеллигентного человека, с несколько бледным, тонким, породистым лицом и серыми глазами.
– Вы нас извините за столь поздний визит, Анна Игнатьевна. – Офицер подарил хозяйке улыбку, которую принято именовать ослепительной.
– Не стоит извиняться. Я жена бывшего военного, привыкла… Пройдите, пожалуйста, в кабинет. – Анна Игнатьевна мило смутилась, мочки ее ушей и щеки порозовели.
«Какой приятный, – подумала она, – сколько мы уже здесь, а Тертерьян ни разу не представил их».
Второй офицер, тоже капитан, пока еще не проронивший ни одного слова, был постарше, покрупней, или, как определила Анна Игнатьевна, помужиковатей. У него было широкое, скуластое лицо, запавшие в орбиты глаза и сильно развитые плечи.
«Какие недобрые глаза, какие темные, жесткие губы, – подумала Анна Игнатьевна. – Как разнятся эти два человека…»
Оставив их в кабинете, она вышла. Третий, сержант, высокий, плечистый, с непроницаемым лицом служаки, стоял в прихожей с автоматом на груди.
Дети давно спали. Анна Игнатьевна остановилась у их кроваток, прислушалась. Муж прошел в кабинет, вот прозвучал его голос, вначале громкий, а потом дверь прикрыли, и звуки голосов стали невнятней и глуше.
Вернувшись к детям, Анна Игнатьевна ощутила тревогу, необъяснимую и странную, но очень острую. Но тревога быстро прошла: Анну Игнатьевну, как и всегда, успокоил вид спавших детей. Мальчик недавно перенес корь, и на его щеках и шее еще сохранились следы сыпи. Девочка дышала ровно и тихо.