Сделай мне красиво! - стр. 7
На дорогу и выбираться не думала, там и сомлела от страха.
***
Поручению брат Освальд не удивился. Незаметный он, невзрачный, в толпе растворится, в тенях спрячется. Кого и посылать, как не его?
– Полагаете, магистр, там ведьма прячется?
– Не уверен, – магистр задумчиво потеребил подбородок. – Проверить надобно. Там артефакт работать перестал.
– Да, магистр. Помню то место.
– Поспрашивайте аккуратно у людей, девушка мне показалась странной, не спугните только. Если удастся, с ней побеседуйте. В храме поговорите. Ну, да вас учить не надо, не впервой.
Брат Освальд поклонился, да и пошел себе из дома орденского, поглядывая на небо, не собрался бы дождь.
– Мирей и Теренс? – удивился старый патер Цецилий. – А что с ними не так? Его-то я редко вижу, в разъездах он, а жена храм посещает исправно, жертвует, все обряды выполняет. Ничего не могу сказать плохого, добрая прихожанка. Девушку я смотрел, не увидел ничего темного.
– Почему смотрели-то, патер? – напрягся брат Освальд. – Основания какие?
– Мирей просила девочку поглядеть. Особенная она… за дурочку многие считали, но не дурочка она! Я ее сам читать выучил. Она так на книгу смотрела, что я буквы-то ей и показал, а она запомнила с первого раза. Не каждый школяр в нашей школе так способен! Книжки давал ей, брала, читала, не только картинки смотрела. Я спрашивал. И не ленивая, и старательная, не знаю даже, как сказать… рассеянная она, в облаках витает. Вроде тут, а вроде и нет. А как скажет что, так хоть стой, хоть падай. Устами ребенка истина глаголется. Сказала как-то, что святой холодно, – патер смущенно кашлянул. – Ну, мы плащ-то и надели, так оно красивей вышло. И предстоящий похвалил.
Брат Освальдо посмотрел на статую святой Секлетеи, одетую в бархатный красный плащ, красиво задрапированный крупными складками.
– Так может, благословение на ней, учить надобно?
– Не было на ней благословения, я проверял, – обидчиво поджал губы старый патер. – На моих глазах ведь выросла. Кто блаженной считает, кто дурочкой ущербной. Но безобидной, нет в ней темноты или зла. По дому она ни в чем не приспособлена, как ребенок малый. Да видно, все же и не в тягость тетке была. Той поди, одиноко, пока муж в разъездах вечных. Все живая душа рядом. У Мирей свои-то детишки померли в моровое поветрие, и девушке хорошо.
– Поговорить бы с ней, отче.
– Не удастся сие. Тетка ее в монастырь отправила. Девка заневестилась, а куда ее, болезную? Никто замуж не возьмет: бесприданница, сирота. Да еще и косорукая, неудельная. Была бы сметливая да работящая, взяли бы и такую, в нашем приходе вдовцов хватает, и с детьми, и без детей. А так, кому она нужна, лишний рот кормить? Если возьмут, то не для добра. Забьют, заколотят девчонку-то. Тетка не молодеет. Девушка беззащитная, ну, как позарится кто? Поди, побоялась, что в подоле принесет, да и отправила сиротку в монастырь. Здоровые, разумные девки дуреют, как любовь в голову ударит, из дому бегут, с проходимцами свою жизнь губят. А эта доверчивая, наивная, растопчут, снасильничают, как защитить еще?
– Вон оно что, – брат Освальдо поклонился патеру, поблагодарил за беседу. Прошелся по соседям, поспрашивал на рынке. Все сходилось. Так брат Освальдо и доложил магистру Кристобалю.
С артефактом еще раз прошлись, ничего подозрительного не обнаружилось.