Сделай мне красиво! - стр. 15
Радовалась я до тех пор, пока мы не вошли в сумрачный зал с кроватями.
Я быстро пересчитала их. Это что за пионерлагерь? Я только там такое в детстве видела, ряд кроватей по одну сторону и ряд кроватей по другую. Сейчас даже в детских домах спаленки по три-четыре человека делают, как в домах отдыха. Одна радость, что кровати со столбиками и занавесками. Хоть какое-то уединение. И тумбочка к каждой кровати придвинута, не одна на двоих.
– Твоя кровать, – указала мне мамаша Нисимина на угловую. Я ей коровник припомню! Но потом. – Сейчас иди к матери Катерине, кастелянше, пусть переоденет тебя и постельное выдаст. Попрошу кого-нибудь из сестер проводить тебя в мыльню, – она выразительно сморщилась.
Посмотрела бы я на тебя, если бы почти сутки ты ехала на лошади без седла! Лошади воняют, вообще-то! У самой глаза резало, и помыться я мечтала еще вчера.
– А сколько тут всего монашек?
– Монахинь! – строго поправила экономка. – Четыре десятка монахинь, да послушниц пятнадцать, есть пансионерки, благородные ниры, от двенадцати до шестнадцати-семнадцати лет.
А, ну да, еще один источник дохода – пансион! Образование дорогое, не каждый барон может учителей нанять в нужном количестве. Чтение, письмо, арифметика, риторика, логика, география, история, закон божий, само собой, языки и домоводство. Если бы позволили на занятиях присутствовать! Или подслушивать! Мне очень надо!
Толстая и равнодушная кастелянша выдала мне стопку постельного белья, две черные рясы и белый головной платок.
– Свое снимай сюда, в корзинку клади, – указала она на большую плоскую корзинку. – Выстираем, выгладим, вдруг кому да пригодится из паломниц.
В помещение с полками заглянула послушница. Я уже догадалась, что монахини ходят в сером, а послушницы в черном, с белыми платками.
– Матушка Невисим приказала отвести новенькую в мыльню, – постным голосом сказала она, держа руки в рукавах. Однако в глазах плясали веселые бесенята.
– Нисимина, дурында, – беззлобно отозвалась мать Катерина.
– Я так и сказала, матушка. Идем же!
Я угадала, в коридоре послушница тихонько рассмеялась. Кажется, прозвище грозной матери-экономки было тайной радостью здешних обитательниц.
– Я сестра Ольза.
– Лотта, – представилась я. Пока не сестра, просто Лотта.
Ольза забросала меня вопросами, пока мы шли в мыльню. Очень им скучно живется, вот и любопытствует, все-таки новое лицо. Отвечала я охотно. В основном, красочно живописала про разбойников, это я хотя бы частично видела сама. А вот про жизнь Лотты очень дозированно. Впрочем, там и особых секретов не было. Привез дядька, потому что женихов нет, никто не возьмет сироту-бесприданницу, да еще и придурковатую.
– Меня тоже дурочкой кличут, – махнула рукой Ольза. – Я все вечно забываю.
Большая печь с огромным котлом, где грелась вода, деревянные кадушки со скамеечками внутри поразили мое воображение.
– У меня ванна дома была, – пояснила я Ользе. – С водопроводом.
– Богатые, что ли? – Прищурилась Ольза. Кажется, она мне не поверила.
Следовало набрать теплой воды в кадушку, в нее сесть и в ней мыться. Гадостно воняющим куском серого склизкого мыла. Или щелоком, налитым в кувшинчик. Тем не менее, горячая вода остается горячей водой. Я вымылась, вытерлась куском полотна, надела белую сорочку, поверх нее черную рясу и ощутила себя человеком. Ольза показала мне, как надевать покров. Платок сложно складывался, чтоб образовать складку надо лбом и обтянуть голову под челюстью.