Сделай громче - стр. 18
Я уже было поудобнее расположился в кресле, приготовившись слушать длинный и обстоятельный эпилептоидный монолог. Но клиент едва не застал меня врасплох, неожиданно вернув из состояния полудремы:
– …Как правильно: прОжили или прожИли? – спросил он максимально серьезно, тем же тоном, каким до этого костерил свою благоверную.
– Ударение на первом слоге, – среагировал я.
– Хотя, б…ь, у меня в голове словарь ударений что ли?! – возмутился я мысленно.
– Все верно, – удовлетворенно констатировал собеседник. – Это была проверка.
– Проверка чего?!
– Не важно…
– …Так вот. Прожили мы двадцать девять лет и четыре месяца – я посчитал. И вдруг я понимаю, что дальше не могу. Даже до двадцати девяти с половиной, не то, что до ровного счета. Просто не могу и все! – признался генерал.
После чего повисла продолжительная пауза. И я решил, что должен что-то сказать:
– Могу я спросить, что именно в поведении супруги вас не устраивает больше всего?..
– …Истинный эпилептоид станет сейчас цепляться к словам, скорее всего, ответит: «Не можете».
Но собеседник, ухмыльнувшись, сказал:
– Всему свое время!
А, подумав, добавил:
– Ты б ее видел! – и вдруг захохотал во весь свой зычный командирский голос.
– Сам пошутил – сам посмеялся, – констатировал я про себя.
Калмыков же, словно прочитав мои мысли, моментально стал серьезным:
– Да дура она, набитая дура.
– Можно все-таки уточнить, в чем именно это проявилось?
– Да во всем! Вообще во всем!
– Тяжело нам будет построить коммуникацию, – мысленно констатировал я.
– Ты давай мне мозги лечи, а не коммуницируй, – заметил военный.
Но вслух все же сказал другое:
– Так вот, чего я пришел-то?
– Да! Навряд ли просто пожаловаться на жизнь!
Тогда служивый снял с пояса офицерский кортик и протянул мне. Я давно заметил холодное оружие, но решил промолчать. С одной стороны, эта деталь вполне вписывалась в гардероб офицера, пусть он сейчас был и не в форме. С другой, при желании ношение оружия можно было квалифицировать и как нарушение правил приема в кабинете психолога, тех, где шла речь о вреде здоровью или угрозе жизни.
– Хотя пока, слава Богу, до всего этого не дошло…
– …Для чего мне этот клинок? – спросил я максимально спокойно.
А Калмыков скрипнул зубами и рассказал, как на духу:
– Хочу вывести свою благоверную в деревню, где ни души на несколько километров вокруг, привязать там к какой-нибудь березе или рябине и поиграть с ней в ножички!
– Садист какой, – подумал я, хотя это было и непрофессионально.
– Еще какой! – подтвердил Калмыков про себя.
А вслух… улыбнулся и предложил мне:
– Ты не стесняйся, помахай ножичком-то! Посмотри, какой он хороший, острый как бритва, из дамасской стали, лучший в своем роде!
– Иди ты… Ты ж не продавать мне его принес?
– С ума сошел, такой больше твоей квартиры стоит!
– Вижу, что в вашем арсенале действительно есть очень хороший нож, – согласился я, вежливо осматривая холодное оружие.
– Но? – собеседник вперился в меня пытливым взглядом.
– Кстати, вы же прочитали об условиях приема на нашем сайте? – я посчитал, что пора уже расставить «точки над и».
– Так точно. Все до буквы!
– Тогда вы видели…
– Видел.
– …Фразу о том, что любая информация о вреде здоровью или угрозе жизни, а также о совершенных или планируемых преступлениях будет сообщена кому следует.