Сцена вне времени - стр. 8
Ночь легла на Сеул тяжёлым покровом, и слабый свет фонарей пробивался сквозь занавески в квартиру Мишель, отбрасывая полосы на стены, где тени дрожали, как воспоминания, ищущие покоя. Она сидела за старым столом, скрипевшим под локтями, подтянув колени к груди, а свет лампы, мягкий и жёлтый, падал на стопку записей деда. Страницы, пожелтевшие от времени, пахли пылью и чернилами, храня его аккуратный почерк. Пальцы её, тонкие и дрожащие, касались бумаги, скользили по строчкам, ища ответ. За окном ветер шуршал листвой, донося гул машин, но в комнате царила тишина, давившая на сердце, заставляя его биться быстрее.
Она листала записи, и перед глазами оживали вечера в доме деда, где камин потрескивал, а его голос, хриплый и тёплый, рассказывал о прошлом.
– Мишель, послушай, – говорил он, склоняясь над этими страницами, пальцы его, узловатые от возраста, водили по строчкам. – Музыка – это сила, двигавшая звёздами. Её забыли, но следы остались, и нам запрещают их искать.
– Почему запрещают? – спрашивала она, голос её звенел любопытством, а глаза сияли, глядя на него снизу вверх.
– Это опасно, – отвечал он, взгляд его мрачнел. – Но если услышишь её, не бойся. Она сама тебя найдёт.
В тишине зазвучал другой голос – звонкий, полный смеха, принадлежавший Элис, её младшей сестре, чьё лицо с кудрями всплыло в памяти так ясно, будто она стояла рядом. Мишель замерла, пальцы задержались на странице, и она услышала тот день, когда они сидели на полу старой комнаты, окружённые куклами, и пели, подражая радио.
– Ты споёшь с айдолами, Мишель, – сказала Элис, смех её звенел, а глаза сияли верой. – Ты будешь на сцене, вот увидишь!
– Думаешь, я смогу? – спросила Мишель, улыбаясь, но с ноткой сомнения, поправляя платье куклы.
– Конечно! – Элис хлопнула в ладоши, кудри подпрыгнули. – У тебя голос лучше их. Ты станешь звездой!
Улыбка дрогнула, тепло сменилось холодом – Элис давно ушла, её голос затих, когда болезнь забрала её, оставив эхо в памяти. Мишель сглотнула ком в горле, пальцы двинулись дальше, и взгляд зацепился за имя – "Чжихо", выведенное в углу листа среди заметок о певцах прошлого. Дыхание замерло, перо на столе стало теплее, его чёрная поверхность пульсировала под ладонью. Она поднесла его к глазам, вглядываясь в ноту, мерцавшую в свете лампы, и мелодия из сна зазвучала громче, наполняя комнату, как невидимый гость.
– Элис, это судьба, – шепнула она, голос дрогнул, и слёзы защипали глаза, оставляя дорожки на щеках.
Она сжала перо, тепло его пробилось сквозь кожу, и в нём ожили Чжихо и Кайден – его холодный голос, взгляд, скрывавший тревогу.
– Ты бы сказала идти дальше, да? – прошептала она сестре, жившей в памяти. – Ты бы сказала, что это мой шанс узнать, кто он.
Тишина ответила, но мелодия стала громче, и Мишель представила Элис рядом, её кудри подпрыгивают, а голос звенит:
– Иди, Мишель! Ты смелее меня. Найди его, спой с ним, как мы мечтали!
Слёзы высохли под рукавом, взгляд скользнул к окну, где Сеул сиял, и в этом сиянии она увидела порог тайны.
– Ты бы гордилась мной, – шепнула она в пустоту, голос едва слышен, но внутри он гремел, как обещание сестре, себе, и тому, кто звал из веков. – Я найду его, Элис. Узнаю, почему эта мелодия выбрала меня.
Лампа мигнула, страницы зашуршали от сквозняка, но Мишель знала: эта ночь – начало пути, связывающего её с Кайденом, Чжихо и магией прошлого, пробуждавшейся в её руках. Она поднялась, перо в ладони и мелодия, звучавшая из ниоткуда стали её звездой в темноте впереди.