Саван алой розы - стр. 20
Стены здесь также были каменными и белыми. И тоже то там, то тут имелись бурые отпечатки, подсказывающие, что Алла Соболева по коридору прошла, наверное, не единожды.
— Так проход не с садовницкой соединяет, а с винным погребком, — хмыкнул Антонов.
В коридоре и правда имелось ответвление: узкий проход безо всяких дверей, который расширялся в прямоугольную нишу. Подняв лампу над головой, Кошкин оглядел совершенно темное, заброшенное помещение с парой бочек вдоль стены и внушительным количеством рядов стеллажей, сплошь уставленных пыльными бутылками.
Немало бутылей, впрочем, отсутствовало — даже на беглый взгляд, — о чем красноречиво говорила пыль на стеллажах, аккуратно очерчивающая донца несуществующих бутылей.
— Ваша работа? — мрачно поинтересовался Кошкин.
— Господь упаси, ваше благородие! Да мы бы ни за что… — Рядовой густо раскраснелся вопреки словам. — Кухарка говорит, барыня не охотница была до спиртного, но вот сыновья ее, особливо младший, наведывались часто именно за винцом. Соболевы-то прежде виноторговцами были, виноградники имели на югах — с той поры и запасы.
— Узнаю, что мародерствовали, — под суд пойдешь, — заявил Кошкин резко.
А впрочем, он не сомневался, что некое количество бутылей с вином точно ушло, и наверняка не без молчаливого разрешения самого станового пристава. Бутылок здесь десятки — кто их считать будет?
Но больше Кошкина интересовали не бутыли, а стены в нише. Из того же светлого грубого камня, которые, если задеть перепачканной в крови рукою, не отмыть никогда. Но крови как раз не было, сколько Кошкин ни высматривал, — ни на стенах, ни на полу. Едва ли Алла Соболева сюда заглядывала.
Взмахнув лампой в последний раз, он вернулся в коридор и теперь уж дошел до его конца — упершись, к своему удивлению, в литую чугунную решетку вместо двери. Запертую, конечно.
— Ее что же, так и не отпирали? — спросил он у Антонова.
— Нет, ваше благородие. Надобности не было… да и ключи кухарка сыскать не смогла. Но, ежели хотите, сломать замок можно — господин Соболев согласие дал.
— Не надо покамест…
Там, за решеткой, как и обещал Антонов, была уже хозяйская часть дома — передняя, кажется. Из окон лился дневной свет, отсюда вела лестница на второй этаж, красовался низкий столик на резных ножках и большое напольное зеркало. А чуть дальше — высокий шкаф, должно быть, для верхней одежды.
Выходит, Алла Соболева, подперев дверь в садовницкой, бросилась бежать сюда — надеялась попасть в дом. Была так близка к спасению, но спасения не получила. Решетка была тяжелой, ее и мужчине едва ли получится сломать, а уж женщине… Но Соболева пыталась: прутья решетки в некоторых местах оказались сильно перепачканы кровью. Вдова трясла их руками и, возможно, пыталась раздвинуть. Капли засохшей крови были и на полу, под самой решеткой. Вероятно, Соболева и на помощь звала — но не дозвалась.
— Так что же, кухарка уехала на два дня, а брат ее — этот Ганс? Был он в доме или нет? Сам что говорит?
— Ну так… — замялся рядовой, — работать-то должен был — в саду возиться, но говорит, что не был здесь ни разу за все два дня. Запил, мол. Брешет, ясно ж, как божий день.
— Запил… — хмыкнул Кошкин больше про себя. — А дочка вдовы говорит, что садовник положительный со всех сторон. Да и стала б вдова пьющего держать?