Самый темный вечер в году - стр. 4
– Вон! – потребовал Карл. – Вон из моего дома.
– С собакой у вас проблема, – заметила Эми. – Такая собака вам ни к чему. Мы заберем ее с собой.
– Да кто вы такие? Это моя собака. Не ваша. Я знаю, что нужно делать с этой сукой.
Стол не разделял их и Карла. Он мог броситься на них, замахнувшись монтировкой, и тогда они сумели бы избежать разящего удара только в одном случае: если бы текила замедлила его движения и сбила прицел.
Но мужчина не выглядел медлительным или неуклюжим. Наоборот, напоминал патрон, досланный в ствол. Любое их движение или произнесенное ими слово, которое ему бы не понравилось, могло сыграть роль спускового механизма, и он ринулся бы на них.
– Я знаю, что нужно делать с этой сукой, – повторил Карл, сместив злобный взгляд на жену.
– Я всего лишь искупала бедняжку.
– Ванна ей не требовалась.
Джанет продолжала настаивать на своем, но мягко, чтобы не разозлить мужа еще больше.
– Карл, дорогой, она была такая грязная, со свалявшейся шерстью.
– Она – собака, безмозглая ты дура. Ее место – во дворе.
– Я знаю. Ты прав. Но я просто боялась, ты знаешь, я боялась, что у нее появятся такие же язвы, как в прошлый раз.
Но ее примирительный тон не утихомирил его злость, а наоборот, разжег.
– Никки – моя собака. Я ее купил. Она принадлежит мне. Она – моя, – он нацелил монтировку на жену. – Я знаю, что здесь мое, и распоряжаюсь тем, что мое. Никто не указывает мне, что делать с тем, что мое.
По ходу монолога Карла Эми поднялась и теперь, застыв, смотрела на него.
Брайан заметил, что лицо ее как-то странно изменилось, но расшифровать появившееся на нем выражение не мог. Знал только, что трансформация эта вызвана не страхом.
Карл же перевел монтировку на Эми.
– Чего смотришь? Что ты вообще здесь делаешь, тупая коза? Я же тебе сказал, вон отсюда!
Брайан двумя руками взялся за спинку стула. Оружие, конечно, не очень, но, по крайней мере, годилось для того, чтобы блокировать удар монтировки.
– Сэр, я заплачу вам за собаку, – предложила Эми.
– Ты глухая?
– Я ее куплю.
– Не продается.
– Тысяча долларов.
– Она моя.
– Полторы тысячи.
– Эми? – подал голос Брайан, знающий состояние финансов Эми.
Карл переложил монтировку из правой руки в левую. Несколько раз сжал и разжал пальцы, словно раньше сжимал монтировку с такой силой, что руку свела судорога.
– А ты кто такой? – спросил он Брайана.
– Я – ее архитектор.
– Полторы тысячи, – повторила Эми.
Хотя особой жары в кухне не чувствовалось, лицо Карла покрывала блестящая пленка пота. Увлажнилась и майка. То был пьяный пот, тело старательно выводило токсины.
– Мне не нужны твои деньги.
– Да, сэр, я знаю. Но вам не нужна и эта собака. Она – не единственная в мире. Тысяча семьсот.
– Ты что… рехнулась?
– Да. Есть такое. Но это хорошее безумие. Сами видите, я не бомбистка-смертница или что-то в этом роде.
– Бомбистка-смертница?
– В моем дворе нет захороненных трупов. Разве что один, но это кенарь в коробке из-под обуви.
– У тебя что-то с головой, – просипел Карл.
– Его звали Лерой. Я вообще-то не хотела кенаря, особенно с именем Лерой. Но умерла подруга, лететь Лерою было некуда, у него был только один дом – маленькая, обшарпанная клетка, вот я и взяла его к себе, он жил у меня, а потом я его похоронила, но только после того, как он умер, потому что, как я и сказала, я не из тех рехнувшихся.