Самое главное: о русской литературе XX века - стр. 26

Хорошо известно, что предисловия Брюсова к собственным книгам сыграли ведущую роль в усвоении читателями конца XIX – начала ХХ вв. представления о КС как о «большой форме». В первую очередь тут нужно вспомнить предисловие к «Urbi et Orbi», последнее брюсовское вступление «к книге стихов, носящее манифестирующий характер» [6], но и первое, где о КС говорится подробно и отчетливо. Если в предисловии к «Chefs d’oeuvre» поэт еще путался в терминологических тонкостях и называл свое новое собрание стихотворений то книгой, то сборником [7] (а саму книгу в подзаголовке – сборником), в предисловии к «Urbi et Orbi» различие между книгой и сборником артикулировано предельно ясно и с несомненной установкой на обретение статуса программного тезиса: «Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью. Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы к последней. Стихотворение, выхваченное из общей связи, теряет столько же, как отдельная страница из связного рассуждения. Отделы в книге стихов – не более как главы, поясняющие одна другую, которых нельзя переставлять произвольно» [8]. Программный характер носит и предисловие З. Гиппиус к ее «Собранию стихов», притом, что поэтесса в присущей ей парадоксальной манере утверждала значимость категории КС как бы от противного: «Собрание, книга стихов в данное время – есть бесцельная, ненужная вещь <…> Книга стихотворений – даже и не вполне “обособленного” автора – чаще всего утомительна» [9].

Характерная особенность поэтических книг ранних русских модернистов – их разбиение на озаглавленные разделы (19 КС из 27–70 %). На первом этапе своего поэтического пути от деления КС на разделы последовательно отказывались лишь Ф. Сологуб и З. Гиппиус – тогдашние сторонники простоты и естественности построения книг. На озаглавленные разделы было разбито большинство книг Минского, Мережковского и Бальмонта, книга Коневского, а главное, все книги Брюсова, причем разделы в их КС группировались по темам и в одном случае («Urbi et Orbi» Брюсова) – по жанрам [10]. Тематический принцип был перенят первыми русскими модернистами у предшественников: «в начале XIX в. книга стихов обычно делилась на разделы по жанрам, а во второй половине века – по темам (как, например, в собраниях стихотворений Майкова, Фета, Случевского)» (М. Л. Гаспаров) [11]. При этом лобовым тематическим единством уже первые отечественные модернисты зачастую жертвовали ради более тонких мотивных перекличек. Так, в КС «Мечты и думы Ивана Коневского» разделенными оказались тематически парные стихотворения «В роды и роды: I» (с. 61) и «В роды и роды: II» (с. 166). А в «Собрании стихов» Д. Мережковского после нескольких пейзажных миниатюр, расположенных в календарной последовательности («Весеннее чувство», «Март», «Ноябрь», «Осенью в Летнем саду»), следует стихотворение «Успокоение» и только потом – еще один пейзаж («Осенние листья»). Выявить общий для последних четырех стихотворений мотив угасания и замирания жизни в данном случае оказалось важнее, чем сымитировать календарь [12].

Разнообразные варианты датировок встречаются в 8 книгах первых русских модернистов из 27, представленных в таблице (29, 6 % от общего количества). Во всех своих КС отказывались от датировок Бальмонт и Сологуб, что, вероятно, отразило их представление о жизни как о хаотическом, неупорядоченном потоке событий. Напротив, к датировкам под стихотворениями, выстроенными в нестрогой хронологии, прибегали в этот период И. Коневской и З. Гиппиус. Хотя Гиппиус в предисловии к своему «Собранию стихов» ни разу не воспользовалась словом «дневник», внимательный читатель сам должен был понять, что в трактовке поэтессы символистская КС соотносится именно с этой жанровой формой: «Каждому стихотворению соответствует полное ощущение автором